<--Back

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Что же, в конце концов, мы знаем о кельтах?

Хочется сказать, что их история всеобъемлющим и жестоким образом сводится к осознанию контраста между безграничностью, разнообразием и богатством древнего мира кельтов и незначительностью, хрупкостью и скудостью тех убежищ, где жили и продолжают жить малые кельтские народы, как средневековые, так и современные.

То и другое невозможно мерить одной меркой, а подчас невозможно и просто сравнивать, включать в рамки одного исследования, а тем более заявлять, что они являются двумя противоположными точками единого процесса развития. Не в силах понять этот процесс, кое-кто пытается отрицать сам факт существования подобного из ряда вон выходящего исторического чуда или свести его к одному из тех побочных и второстепенных феноменов, тайной которого владеют сочинители учебников. Камиль Жюлиан был прав, желая в своей монументальной “Истории Галлии” показать кельтские истоки Франции. Можно было бы только добавить, что кельтские истоки можно найти также и у других стран Европы.

Но история – это не всегда поддающееся истолкованию стечение случайностей, редкие свидетели которых едва-едва ворочают языком, историкам же приходиться брать на себя неблагодарную задачу – как можно внятней растолковать все это своим современникам. Именно так, путем гипотез и предположений, колеблющихся между восторгом и очернительством, и удалось установить факт упадка кельтской цивилизации. В определении, а тем более в объяснении причин этого факта мнения расходятся. Каким причинам приписать упадок кельтской цивилизации, а затем и почти полное ее исчезновение? Ответы могут быть самыми разными в зависимости от мнения авторов. Не соглашаться с одним из них – значит навлечь на себя обвинение в проступке, а то и в настоящем преступлении против разума.

В целом, мнения неблагоприятные и со всех сторон раздаются упреки. Кельты не входят в число народов, заслуживающих внимания историков по нескольким причинам:

 

- неспособность кельтов к самоорганизации, взаимопониманию, адаптации;

– интеллектуальная неполноценность варварских народов, неспособных создать государство, преодолеть племенную стадию, противостоять чужеземным нашествиям;

- жестокость и примитивность религии, для которой человеческие жертвоприношения были обычной практикой.

 

Эти ответы в сильнейшей степени инспирированы античными авторами, из чего следует, что непонимание, незнание и глупость отнюдь не являются порождениями современности. Почти во всех библиотеках вы можете найти перлы бескультурья, мимо которых стоит проходить молча, и авторство которых иногда вызывает удивление.

Но существует и противоположное мнение, согласно которому кельты были народом, который упустил свой исторический шанс. Юлий Цезарь, покоривший Галлию в сражении при Алезии, должен быть заклеймен позором. Придерживаясь таких умонастроений, следовало бы осудить и предков германских народов за их разорение континентальных и островных кельтских земель. “Чувствуется” (с полным основанием, впрочем), что чего-то здесь “не вышло”, – того, что могло состояться, но не состоялось. Проигранная битва всегда могла бы быть выигранной.

Переделывать историю – затея бесполезная, но переделывают ее тем охотней, чем меньше понимают: контрастам исторических терминов соответствуют контрасты убеждений или мнений, со времен античности варьирующих от безосновательной клеветы до восторженных похвал. Мы то как Страбон, обвиняем ирландцев в том, что они ели трупы своих покойных родителей, то следуем Плинию Старшему, умиляясь варварам, вызубрившим латынь или греческий и приобщившимся, наконец, к цивилизации; то, подобно множеству кельтоманов, наделяем кельтов небесными добродетелями, а не находя таковых, измышляем их сами: минимум, что современный бретонский или современный валлийский язык был языком земного рая и Бога Отца; друиды же сумели пережить все превратности судьбы, чтобы воскреснуть из неизвестности в конце XVIII в. и сгруппироваться в тайные общества, а французский язык, скажем, не является порождением латыни, а происходит по прямой линии от галльского. Все это весьма удобно для “друидов” XX века, если они не слишком способны к древним языкам.

Держась как можно дальше от поношений и похвал, мы постарались на протяжении этой книги проанализировать факты кельтской цивилизации, определить их составляющие и, в особенности, выработать методику их осмысления. Истина оказалась простой: контрасты фактов, но и контрасты концепций, контрасты реальности и предвзятых идей.

Первый пункт, на котором мы настаиваем, сводится к тому, что антиномии между кельтами и классическим миром никогда не были оппозицией между варварством и цивилизацией, примитивностью и просвещенностью, интеллектуальным превосходством и неполноценностью, да и любыми другими качествами. Кельтская цивилизация – это нечто иное по сравнению с цивилизацией греко-римской; кельтское общество – это нечто иное в сравнении с социальной организацией римского urbs; кельтская религия – это совсем иная религия по сравнению с религией классической. Сами кельты – иные, ни на кого не похожие. Иные, а не низшие.

Из этого первого пункта вытекает второй, не менее важный: кельты вовсе не были неспособны к организации. Они, напротив, сумели создать крепкое и стабильное общество, которое в Ирландии просуществовало вплоть до эпохи средневековья и приняло христианство. Они разработали разумные и точные правовые нормы; у них была элита, необычайно способная к рефлексии и абстрагированию, которое отнюдь не соответствует приписываемым им тенденциям.

Третий пункт касается основы существования кельтов, современные исследования в области которой оказываются наиболее рискованными, а выводы ложными и неверными: кельты были хранителями одной из форм традиции, исключающей всякую неорганизованность, всякое варварство, всякий примитивизм, традиции, ближайшие соответствия которой следует искать в ведийской Индии.

Наряду с неудачными набегами или нападениями, —рискованными затеями отдельных отрядов или народов, поддавшихся призрачному искушению, как это случилось с галатами (они, по крайней мере, оставили столько же следов в греческой истории, сколько вандалы и вестготы – в истории западной); наряду с разгромом при Алезии или романизацией Галлии, каковы бы ни были ее причины и следствия, наряду со всем этим следует принимать во внимание и приведенные выше факты.

Мы уже неоднократно говорили – но следует повторить и еще раз – Рим и кельты расходились в понимании иерархических соотношений политики и религии. Эта коренная разница, сама по себе способная объяснить все остальное, сводится к инверсии главенствующих ролей и уровней властной иерархии.

 

У КЕЛЬТОВ ЭТА РОЛЬ ПРИНАДЛЕЖАЛА ДУХОВНОЙ ВЛАСТИ, ОЛИЦЕТВОРЯЕМОЙ ДРУИДОМ. ОТ НЕЕ ЗАВИСЕЛА ВЛАСТЬ МИРСКАЯ, ОЛИЦЕТВОРЯЕМАЯ ЦАРЕМ.

В РИМЕ ЭТА ГЛАВЕНСТВУЮЩАЯ РОЛЬ ПРИНАДЛЕЖАЛА ВЛАСТИ МИРСКОЙ, ОЛИЦЕТВОРЯЕМОЙ КОНСУЛАМИ, ЗАНИМАЮЩИМИ МЕСТО ЦАРЯ. ЭТОЙ ВЛАСТИ БЫЛА ПОДЧИНЕНА ВЛАСТЬ ДУХОВНАЯ, ОЛИЦЕТВОРЯЕМАЯ ФЛАМИНАМИ.

 

Единственное, к чему были неспособны кельты, так это к осознанию иных ценностей, кроме иерархии традиционных соотношений. Там, где духовная власть не занимает более главенствующего места, кельтская королевская власть, основанная на гармоничном равновесии между королем и друидом, не имеет никакого смысла существовать или просто стремиться к выживанию.

Устный характер традиции тоже отражает антиномию кельтского и классического начала: классическая цивилизация отмечена рационализмом и историцизмом; она живет в истории и хранит свои архивы, исторические или литературные. Кельтская же цивилизация неисторична и потому в архивах нисколько не нуждается. Постоянной и незыблемой ценностью для нее является миф, понимаемый как объяснение или описание первопричин и вечно живущий в памяти человеческой. Человек, воспринимающий и передающий миф, с его помощью вырывается из потока времени. Он не страшится ни времени, ни хронологического подавления историей. Чем бы была иначе человеческая жизнь по сравнению с вечностью?

Иногда пытаются оправдать историю своеобразной эпистемологией, объясняя, что кельты повлияли на культурное развитие Европы. Кельтский эпизод был полезным и необходимым опытом, – но также необходимо ограниченным во времени – благоприятные последствия которого проявляются даже в развитии современного искусства. Эта современная тенденция – все-таки меньшее зло, по сравнению с систематическим поношением кельтов, распространенным в определенных кругах. Вместе с тем, нужно постоянно помнить, что кельтская традиция мертва, и ее мифы и система образования несовместимы с современностью. Кельты не ушли со сцены добровольно: они исчезли, потому что изменился мир. Само собой разумеется, им было нечего терять.

Возникает следующий вопрос: где же причина исчезновения этих народов, воинственных, изобретательных и любопытных, надежно защищенных уникальным классом жрецов, – как могли исчезнуть эти народы, склонные к авантюре и риску и притом не более и не менее умные, чем греки и римляне? Даже предполагая наихудшее – что итогом Галльской войны были несколько сотен тысяч погибших, пленных, уведенных в рабство, и без вести пропавших, несмотря на это Галлия первого века нашей эры не была разорена, и не была полностью превращена в пустыню.

Кельты вовсе не исчезли: Цезарь не истребил всех галлов, а Кромвель не перебил и не депортировал всех ирландцев. Ответ на поставленный выше вопрос столь же прост, сколь жесток: кельтам пришел конец, когда они потеряли свою идентичность. Наряду с религиозным понятием общества и устным характером традиции следует назвать еще три причины исчезновения кельтов с политической и военной европейской сцены, – причины, поначалу действовавшие последовательно, а затем одновременно:

романизация,

христианизация,

вторжения германских племен.

В ходе романизации Галлия утратила свою религию и язык, все свои политические структуры. Завоеванная позже и менее романизированная Британия сохранила свой язык и частично социальные и политические институты. Что же касается Ирландии, то она, будучи христианизированной, но не романизированной, сохранила и свой язык, и свои социально-политические структуры: ей пришлось только отказаться от устной традиции, заменив ее письменной. Но когда пробил час великих потрясений раннего средневековья, раньше для одних, позже для других, Ирландия и Британия перенесли этот удар весьма болезненно. Кельтская Британия к VII веку состояла только из западных территорий большого острова. А Галлия потеряла даже свое имя.

Но исчезновение – это не самоубийство и не деградация, здесь есть нюанс. Доказательство того – поразительная жизнеспособность ирландцев, несмотря на вторжения норвежцев, датчан, нормандцев, Кромвеля и его позднейших последователей, Blacks and Tans, несмотря на семь веков чужеземного угнетения.

Но средневековые и современные кельты, обращенные в христианство и ради выживания или прозябания тщетно старающиеся имитировать государственные европейские структуры, не имеют уже ничего общего со своими дальними предками: их политические организации рухнули вместе с гибелью феодализма, а их языки, лишившись литературного благородства и отлученные от государственных канцелярий, не служат более поддержкой для какой-либо самостоятельной интеллектуальной жизни.

Короче говоря, “кельтскость” оказалась несовместимой с современным миром, который вспоминает о ней лишь тоном презрения, эксплуатации или пародии, заглушая серьезные исследования и благоволя кельтоманам. Последнее оскорбление, которое можно сделать в адрес кельтской традиции, это стараться доказать, что она представляет из себя то, чем никогда не была на самом деле: основой или закваской тайных (или считающихся таковыми) обществ, которые при случае могут быть псевдо-инициатическими или псевдо-религиозными; или же истоком целой литературы, приписывающей кельтам наихудшие фантазмы современного подсознания: Веркингеторикс, при всех его ошибках и заслугах, никак не может считаться архетипом клоуна Астерикса (которого можно даже посчитать меньшим злом современного невежества), – он, вместе со всей Галлией, стал его жертвой. Литературный романтизм и все его современные подделки не порождены кельтскими текстами, они всего лишь крайне поверхностно используют их, причем не остается ни одной темы, которая при этом не была бы искажена.

Сделавшись достоянием недоучек, кельтский мир перестал восприниматься широкой публикой всерьез. Но не станем обманываться: если изучение угасших цивилизаций может преподать нам какие-то уроки, то кельтская цивилизация в этом отношении не должна считаться менее богатой и достойной внимания, чем любая другая. По странной иронии истории наследницей Римской империи стала не Галлия, бывшая ее частью, а Heiliges Rцmisches Reich Deutscher Nation наследников Арминия, Священная Римская империя германской нации. Но само слово Reich, как уже говорилось, кельтского происхождения, хотя между современной семантемой и изначальным словом нет ничего общего. Быть может, политическая структура, унаследованная от кельтов, помогла бы Европе избежать распри между римскими папами и германскими императорами, когда мирская власть старалась подчинить себе власть духовную, а та в свою очередь хотела превратиться в мирское владычество. Быть может, в таком случае Европа избежала бы и долгих веков феодальной смуты, которая была жестоким испытанием для простого люда. Этого мы уже не узнаем: в обстановке современной университетской банальности не время заглядывать так далеко и высоко, даже если взгляд твой обращен в прошлое. С уверенностью можно сказать лишь одно: кельтская цивилизация предлагает высокий урок духовности любому, кто захочет его получить.

<

td align='right'>Закрыть [x]

Реклама на aquavitae.narod.ru

</