I. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
ДРУИДОВ В
ГАЛЛИИ.
Первым
последствием
разгрома при
Алезии стало
постепенное
учреждение в
галльских
городах
администрации,
без сомнения
скорее
романизированной,
нежели
римской.
Очевидным
знаком того,
что страна
была
побеждена
было участие
самих ее
жителей в
разрешении
последствий
завоевания.
Уничтожив же
военную
аристократию,
Цезарь “срубил
голову”
галльскому
обществу. В
его
распоряжении
во время
всей
Галльской
войны была
знаменитая “пятая
колонна”,
присутствовавшая
в Галлии уже
в течение
более чем
полувека (начиная
с завоевания
Нарбонской
Галлии в 121 г. до
н. э.), а именно,
римские
торговцы (бойня
в Генабе,
возможно
усиленная
репрессалиями,
показывает
какова была
стратегическая
важность
этого слоя).
Администрация,
управлявшая
Галлией с I
века н. э.
может
показаться
мягкой и
либеральной,
так как, по
свидетельствам,
она
использовала
галльский
персонал
даже на
самом
высоком
уровне. На
самом деле,
эта
администрация
была
абсолютно не
кельтской,
как
установленная
Римом и, в
целом,
копирующая
римскую
политическую
систему.
В
такой
системе, ipso facto,
друиды сразу
же лишились
всякого
значения. Мы
уже бегло
касались
этой
необъяснимой
загадки
почти
полного
отсутствия
друидов в
событиях “Записок
о Галльской
войне”. Это
отсутствие
не означает
того, что
друидов не
было, и, если
Цезарь
ничего не
сообщает о
них, кроме
нескольких
общих мест,
то, очевидно,
у него были
на это
причины.
Главный
фактор здесь
– это
невозможность
существования
в римской
Галлии
баланса
царской
власти и
власти
друидов в
том виде, в
котором это
было
возможным в
Ирландии.
Можно даже
задаться
вопросом о
роли Рима и
его агентов
в
организации
политического
хаоса в
Галлии в I в. до
н. э. Не будем
забывать
также, что в
римском
государстве
(respublica),
единственный
остающийся “царь”
– это
ритуальный rex
sacrorum,
религиозный
царь,
лишенный
всякого
могущества и
власти.
Новая
власть,
утвержденная
в Галлии
римскими
легионами,
неизбежно
противилась
любой форме
подчинения
политики
религиозному
началу.
Здесь можно
вспомнить о
римской
структурной
схеме
общественного
устройства,
которая в
противоположность
схеме
кельтской
предполагает
приоритет
временного (царь
или консулы)
над духовным
(фламины,
чья
политическая
роль была
ничтожной).
Все это
приводит
исследователей
к вопросу о
римском
влиянии в
Галлии в
течение трех
четвертей
века,
предшествовавшего
завоеванию,
с одной
стороны, в
постепенном
уничтожении
традиционной
царской
власти, и, с
другой
стороны, в
возвышении
олигархии и
амбиций
аристократии.
Вероятно,
римская
неприязнь к
царям
повлияла на
Галлию, или
же кельтская
царская
власть
явилась
непреодолимым
препятствием
для
реализации
римских
проектов. К
тому же, как
мы об этом
часто
говорили и
повторяли,
друид и царь
были
солидарны и
неразделимы.
Таким
образом,
друидам
оставалась
только
область
религии и
традиционного
обучения. Но
и в этих
областях они
сразу же
столкнулись
с жесткой
конкуренцией:
это, с одной
стороны,
установление
императорского
культа и
распространение
официальной
римской
религии, а с
другой –
учреждение
латинских
школ, где
образование,
будучи не
устным, а
письменным,
не могло
включать в
себя устную
галльскую
литературу.
Начиная с
Фюстеля де
Куланжа и
Камиля
Жюлиана,
существовала
тенденция
рассматривать
исчезновение
“друидизма”,
как тайну,
объяснить
которую мы
не можем.
Однако
всегда
забывают
спросить, “почему
исчезли
друиды”? Тем
не менее на
этот вопрос
можно
ответить.
Два
эти понятия,
религии и
образования,
противоречивы.
Существование
одного
исключает
второе. Это
важный
фактор для
римской
Галлии,
столь же
неявный,
сколь важный.
Вполне
возможно,
что друиды
личным или “частным”
порядком
соглашались
принять
официальные
посты в
новой
администрации,
скопированной
с римского
муниципия.
Было ли это и
в самом деле
так – мы
никогда не
узнаем. Это
возможно, но
очень
маловероятно.
Друиды I в. до н.
э. должны
были вести
себя с
римской
армией почти
так же, как
брахманы – с
военачальниками
армии
индийской.
Но если они и
принимали
эти посты, то
отнюдь не в
качестве
друидов,
хранителей
традиции,
поддержание
которой
стало
зависеть от
их личной и
полупотаенной
преданности.
Предположим,
что так все и
продолжалось
в течение
нескольких
поколений:
по
свидетельству
Помпония
Мелы, в конце
первого века
нашей эры
друиды
удалялись в
леса, чтобы
тайком
наставлять в
священных
знаниях
детей
знатного
происхождения.
Стало быть, в
принципе
несмотря ни
на что “друидизм”
продолжал
существовать.
Но духовные
институты,
продолжающие
существовать,
когда смысл
их
существования
утрачен, –
явление
редкое:
начиная с
утверждения
римской
власти, и
несомненно
после
завершения
завоевания
призванных
становится
все меньше и
меньше. Ведь
друиды не
были тайным
обществом, и
ни один жрец
не мог жить
совершенно
тайным
образом.
Друид терял
смысл
существования
без союза с
царем,
поскольку,
если царь не
был
носителем
жреческого
авторитета,
тем более
друид не мог
осуществлять
временное
могущество.
Если друиды
и продолжали
существовать
в галло-римскую
эпоху, то это
мог быть
лишь
временный
пережиток и
затемнение
традиции.
Если же
священный
язык больше
не был
известен,
исключена
любая
передача
знания, а он
не мог
пережить
обращение
Галлии в
христианство
в начале V
века.
Призванные
должны были
стать еще
более
редкими
после
эдиктов
Тиберия и
Клавдия,
приравнявших
друидов к
восточным
mathematici,
мудрецам и
магам,
возглавлявшим
различные
экстравагантные
и тайные
секты,
которые
тогда кишели
в Риме.
Друиды,
носители
священной
власти
подобно
брахманам,
разумеется,
не имели
ничего
общего с
этим
разношерстным
сбродом без
роду, без
племени. Они
не
заслуживали
такого
пренебрежения.
Но, тщетно
пытаясь
привести в
порядок свои
религиозные
дела,
империя
выказывала
одинаковое
неодобрение
ко всем
проповедникам
чужестранных
культов и
мистерий.
Мы
в данном
случае
остаемся в
неведении
относительно
того,
подвергался
ли
преследованиям
или жестоким
гонениям
галльский “друидизм”
в римскую
эпоху.
Однако вся
история
римской
Галлии
основана на
сочинениях
римских
историков
или
нескольких
латинизированных
галлов. Не
стоит
полагаться
на Авзония,
горожанина и
высокопоставленного
имперского
чиновника, в
надежде на
то, что он
сообщит нам,
о чем думал
простой
народ,
который в
конце IV в. еще
говорил по-галльски
в отрогах
Центрального
массива или
в Бордо.
Представляется,
что все
течения
мысли в
Галлии за
два или три
века после
завоевания
не
анализировали
равным
образом
тщательно.
Реальная
история,
когда
случайно или
неслучайно
предоставляется
возможность
ее
приоткрыть,
часто
отличается
от
официальной
истории.
Какова
же
действительная
роль друидов
во всех этих
событиях? Мы
только в
начале
исследований,
которые
должны
учитывать
одновременно
географическое,
стратегическое,
экономическое
и фискальное
положение
Галлии в
Римской
империи. В
любом случае,
утверждать,
что
приписываемые
друидам
человеческие
жертвоприношения
явились
моральной
первопричиной
этих
запретов,
значит
впадать в
вопиющее
преувеличение,
поскольку в
Галлии I – II вв.
нашей эры, во
времена pax romana,
такие
жертвоприношения
давно отошли
в прошлое.
Можно
предположить,
что власти
воспользовались
неблаговидным
предлогом, а
таковых было
предостаточно
и в римской
литературе,
и в
общественном
мнении
римлян или,
если хотите,
галло-римлян.
Изданием
эдиктов был
отмечен
второй,
решающий
этап
исчезновения
друидов,
хотя можно
предположить,
что
применялись
они не
строго, если
вообще
применялись,
подпольная
деятельность
друидов
приравнивалась
к
деятельности
беззаконной.
У последнего
определения
нет особого
смысла в
религиозных
вопросах.
Таким
образом,
совершенно в
римских
традициях,
которые
подчиняли
религиозное
политическому,
было
стремление
решить
политическими
методами
проблему
традиционного
порядка.
Нет
такой
традиционной
организации,
которая так
или иначе не
предусмотрела
бы печальную
неизбежность
своего
исчезновения
и сохранение
своей
инициатической
традиции.
Проще всего
было
осуществлено
отступление
друидов в
Британии и
Ирландии. В
любом случае,
отнюдь не
эдикты
Тиберия и
Клавдия
привели к
окончательному
исчезновению
“друидизма”. К
тому же
друиды I в. н. э.
больше не
были
официальными
лицами.
Третий
этап
исчезновения
друидов не
был
следствием
усилий
какого-то
лица или
официальной
власти. Он
был не
политическим,
а
религиозным.
Но если
предположить,
что
немногочисленные
хранители
кельтской
традиции в
начале IV в. все
еще
продолжали
организованное
обучение
галльскому
языку и
традиционным
принципам,
весьма
маловероятно,
что у
друидов
сохранялись
силы для
действенной
борьбы
против
распространения
христианства,
которое в
значительной
мере
способствовало
романизации
Галлии, а
потом и
завершило ее,
распространив
латинский
язык в
народе.
Агония
вероятно
была долгой.
Вероятно к
концу VI века
последние pagani,
оставшиеся
после
многочисленных
миссий,
постепенно
отказываются
от борьбы, и
редкие
пережитки
дохристианских
верований
застывают в
том, что
потом должно
будет стать “фольклором”.
К обвинениям
в подпольной,
незаконной
деятельности
прибавились
с тех пор еще
более худшие
нарекания в
преступной
ереси.
Ибо
если друиды,
в силу
необходимости
давно уже
скрывавшие
свое
истинное
лицо под
маской
римской
официальности
(что,
по нашему
мнению, не
могло
длиться
долго: есть
только один
пример из
Пюи-ан-Веле,
где gutuater осуществлял
административные
функции),
смогли или
захотели
обратиться в
новую веру,
между ними и
христианством
неизменно
оставался
заслон
римского
язычества.
Кроме того,
что, как мы
уже говорили
выше, любая
передача
становится
невозможной
со смертью
языка,
представляется
физически
невозможным,
чтобы кто-то
из них сумел
растворить в
христианском
эзотеризме
хранимое им
традиционное
наследие.
Причина
этого проста:
на всей
территории
Римской
империи
христианство
всегда
находилось в
оппозиции к
язычеству,
чье
сопротивление
было слишком
упорным,
чтобы
приверженцы
новой эры не
потребовали
полного его
запрета
сразу же
после своего
триумфа. В
обвинениях
соборов
поздней
империи
против
умирающего
язычества не
содержалось
никаких
намеков,
никаких
нападок на
кельтскую
религию.
Злой дух мог
называться
Меркурием,
Юпитером,
Аполлоном,
Венерой,
Дианой или
еще кем
угодно, но
его никогда
не именовали
Таранисом,
Лугом,
Сукеллом или
Эсусом. Мы не
хотим
сказать, что
Гаргантюа не
был галлом,
но это
особая
статья: “сказка”
меняет язык
и не
является
религиозной.
В фольклоре
почти всех
франкоязычных
регионов
Европы
присутствуют
реминисценции,
восходящие,
как сейчас
предполагают,
к кельтскому
народному
наследию,
искаженные и
ослабленные
за долгую
историю,
изменившиеся
вместе с
языком и
ментальностью.
Однако ни
один
фольклор не
может
предоставить
средства для
реконструкции
мифологии:
разница
уровней
слишком
велика. Не
существует и
никогда не
существовало
“французской
мифологии”,
основанной
на галльской
религии.
Друиды не
смогли
продержаться
достаточно
долго, чтобы
передать эту
религию
французам.
Мы отнюдь не
сомневаемся
в
правомерности
изучения
данных
фольклора,
дошедших до
наших дней (таких,
как широко
распространенные
фольклорные
представления
о майском
празднике).
Но мы все же
используем
термин “мифология”
для
обозначения
структурированного
и связного
корпуса или
собрания.
Итак,
возможное
выживание “друидизма”
столкнулось
с тремя
препятствиями,
каждое из
которых было
само по себе
непреодолимо:
Завоевание
Галлии
Цезарем,
которое в I в.
до н. э.
разрушило
кельтскую
политическую
структуру и
уничтожило
всю
аристократию
(equites)
порой
физически,
порой с
помощью
романизации;
христианизация,
которая к
концу IV века
завершила
романизацию,
повсеместно
распространив
латинский
язык;
великое
переселение
народов,
которое, в
итоге,
уничтожило
то, что не
затронули
романизация
и
христианизация.