3. ПРИЧИНЫ
РОМАНИЗАЦИИ.
По
правде
говоря,
галло-римляне
со временем
приняли
латынь,
потому что
этот язык
обеспечивал
для
владеющих им
почести и
положение (галло-римлян
можно
сравнить в
другом
контексте с
ирландцами,
которые
после отмены
карательных
законов в 1831 г.
выучили
английский,
чтобы
занимать
второстепенные
посты в
администрации.
Это
позволяло
лучше жить).
Кроме того,
латынь
являлась
административным
и
коммерческим
языком всей
Европы в ту
пору, когда
экономическая
роль Галлии
была
довольно
высокой. Вот
почему школы
друидов тут
же были
вытеснены
латинскими
школами. Ибо
друиды не
могли
продержаться
долгое время
без тех
религиозных
и
политических
рамок, в
которых они
ранее
осуществляли
свою
деятельность.
Их система
образования
была устной,
и она была
бессильна
перед
письменным
образованием
на латинском
языке. Стало
быть,
языковая
ассимиляция
стала
возможной
потому, что
интеллектуальный
слой
правителей
оказался не
у дел,
передав свои
функции кое-кому
из учеников
да сельских
знахарей, а
галльские
политические
и
административные
кадры
поспешили
романизироваться.
По отношению
к этим
кардинальным
факторам
эдикты
Тиберия и
Клавдия,
вероятно,
были
малозначительной
причиной
действительного
исчезновения
друидов. В
худшем
случае они
начали или
ускорили
этот процесс,
который в
рамках
империи был
неизбежен.
Нам хотелось
бы также
прочесть эти
эдикты,
текст
которых, к
сожалению,
до сих пор не
найден.
С
другой
стороны,
простонародная
латынь
солдат и
торговцев,
язык мелких
чиновников и
колонов,
присланных
римской
администрацией
в Галлию,
язык,
который
галльские
путешественники
слышали в
Италии,
отнюдь не
был
ораторской
латынью
Цицерона. И
народные
низы,
начавшие
говорить по-латыни
или понимать,
хорошо или
плохо,
возможно к III в.
нашей эры, а
может быть
еще позже,
отнюдь не
вникали во
все ее
тонкости.
Конечно,
римская
Галлия была
в течение
долгого
времени
двуязычной
страной, где
сосуществовали
латынь –
письменный
официальный
язык, не так
широко
распространенный,
и галльский –
язык устный,
на котором
все говорили.
В течение
долгих веков
меровингской
и
каролингской
эпох Галлия,
которой
предстояло
стать
Францией,
говорила на
совокупности
позднелатинских
диалектов и
субдиалектов,
из которых
французский
как язык,
достойный
этого
названия,
появился не
ранее Х в.
Потребовалось
восемь веков,
наполненных
политическими,
военными,
экономическими,
этническими,
демографическими
и
религиозными
потрясениями,
чтобы
латинский
язык стал
романским
языком
страсбургских
клятв 842 г., а
затем,
собственно
говоря,
французским.
Сходным
образом
франки
Хлодвига и
Хильперика в
конечном
счете
романизировались
именно
потому, что
находились в
меньшинстве
среди
романского
окружения. А
там, где они
оказались в
большинстве,
страна
германизировалась.
Уточним,
кроме того,
что
изменение
языка
происходит
тем быстрее,
чем более
ограниченную
популяцию
оно
затрагивает.
Достаточно
вспомнить
древненорвежский,
на котором
говорили
викинги,
обосновавшиеся
в Нормандии
в конце IХ в.
Двумя
столетиями
позже от
него
остались
только
топонимические
следы. Можно
вспомнить
также о
судьбе
французского
языка, на
котором
говорили
англо-норманны
на
Британских
островах.
Распространение
латыни было,
должно быть,
довольно
медленным, и
галлы (“галло-римлянин”
– это
этническая
абстракция!) IV, V
и даже
первой
половины VI вв.
еще не
забыли свой
язык. Но
процесс
латинизации
ускорился и
завершился
вместе с
принятием
христианства,
для которого
латынь была
литургическим
языком.
Иначе
обстояло
дело в
Британии (см.
выше, стр. 88–91),
где римская
оккупация не
была ни
полной, ни
долговременной.
После того,
как римские
легионы в 410 г.
предоставили
остров его
судьбе,
бриттский
язык уцелел;
хоть и
глубоко
отмеченный
заимствованиями
из латыни, он
сохранил в
неприкосновенности
свою
фонетическую
систему и
грамматическую
структуру. А
чего, к
сожалению,
не уцелело,
поскольку
политическая
романизация
уже была
завершена,
так это
королей,
способных
осознать
необходимость
независимого
бриттского
единства по
имперскому
римскому
образцу.
Неспособность
эта была не
политической
и тем более
не
интеллектуальной,
она была
религиозной:
Рим был
столицей
западного
христианства,
чьей воле
христианин
не мог
противиться.
И Британия
времен
поздней
античности
стала легкой
добычей для
англосаксов.
Что же
касается
Уэльса, то он
осознал свое
единство
лишь в Х в.,
чтобы тут же
попасть в
сферу
влияния
англосаксонских
королей.
И
уж совсем по-другому
сложилась
судьба
Ирландии,
где весьма
поверхностная
романизация
словаря
происходила
на основе
литургической
лексики,
проникшей
туда при
посредстве
Британии.
Латынь
осталась там
исключительно
письменным
языком, не
употреблявшимся
в устной
речи, и ее
роль в
социальных
формах
общения была
незначительной.
В остальном,
латынь,
записанная в
Ирландии,
или
гибернийская
латынь, была
полна
глупостей,
особых
оборотов
речи и
ирландских
метафор. Тем
не менее
латынь
Иоанна Скота
Эриугены,
Дикуила, или
даже св.
Патрика и
его
агиографа
Муирьху была
превосходна.
Мы уже
отмечали это,
но не будет
бесполезным
вновь
напомнить о
довольно
парадоксальном
факте: без
ирландцев
классическая
культура
должна была
погибнуть в
небытии
меровингской
ночи, и не
состоялось
бы
каролингское
возрождение.
Короче
говоря,
кельты
исчезли
потому, что
религиозная
и
политическая
структура их
общества
оказалась
неспособной
к усвоению
римского
понятия о
государстве.
После
уничтожения
жреческого
сословия,
подчинения
военного
сословия,
христианизации
ремесленников
и крестьян
Галлия,
сведенная к
новой
торговой
буржуазии
городов и
крупным
земельным
собственникам,
эксплуатирующим
армии рабов
и сервов, уже
не пыталась
отделиться
от империи.
Если ей и
случалось
бунтовать,
всякий раз
это
происходило
для того,
чтобы
выкроить
себе
местечко
получше: ни
один из “галльских
императоров”
III в. не
отрекался от
римского
единства. А
двумя веками
позже, в
нероманизированной
стране, в
Ирландии,
жреческое
сословие
друидов само
облегчило ее
обращение в
христианство
и выдвинуло
из своей
среды первых
епископов.
Таким
образом,
кельтский
континентальный
мир
солидаризировался
с империей, а
мир
островной
после
исчезновения
империи
солидаризировался
с
христианством.
И
тот, и другой,
несмотря ни
на что, имели
шансы выжить,
особенно на
островах,
где
кельтское
христианство
блистало
интеллектуальностью.
Но
германские
нашествия
положили
конец всему.
В
каролингскую
эпоху
название
Галлии
исчезло с
карты,
Британия
была
завоевана
англосаксами,
а в Бретани
бретонская
экспансия,
охватившая,
надо
полагать,
весь
Армориканский
массив, была
грубо
остановлена
норманнским
вторжением.
Корнуолл как
политическая
единица
прекратил
свое
существование
в Х в. Что же
касается
Ирландии, то
после ни с
чем не
сравнимого
расцвета в VII-VIII
вв., когда она
рассылала
своих
монахов-миссионеров
по всей
Европе,
последовали
скандинавские
вторжения,
от которых
она уже
никогда не
смогла
оправиться.
И
если в
современную
эпоху еще
существуют
живые
кельтские
языки, это
нужно
считать
чудом,
объяснимым
по большей
части
географической
изоляцией, а
не
стойкостью
кельтских
народов. Но
эти языки –
всего лишь
тень того,
чем они были,
или того, чем
они могли бы
быть.
Приблизительное
представление
о тех
культурных
сокровищах,
которые
могли бы
быть вкладом
кельтского
мира в
средневековую
христианскую
культуру,
может дать
литература
артуровского
цикла и
легенда о
Святом
Граале.