2.
ВЛАСТЬ И
ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
О
ГОСУДАРСТВЕ.
Материальная
жизнь
кельтов (как
и вообще
всех древних
до Римской
империи)
была крайне
простой,
экономическая
система –
действенной
и крепкой, а
их
политические
принципы
отличались
стабильностью.
Выборность
власти
являлась,
судя по
всему,
правилом, а
там, где
этого
правила уже
не
существовало,
как,
например, в
Галлии эпохи
Цезаря, его
отсутствие
было
свидетельством
стремительно
надвигающегося
распада, ибо
правильное
функционирование
традиционной
политической
системы
обеспечивалось
совершенным
равновесием,
согласием
между
друидом и
царем,
поскольку
царь
избирался из
воинского
класса под
контролем
друидов.
Однако если
царь не мог
обойтись без
друида,
друид тем
более не мог
нормально
исполнять
свои
обязанности
вне царского
двора. Vergobretus
(в этом
случае
название
функции и
человека,
который ее
осуществляет),
которого
Цезарь
описывает у
эдуев
первого века
до н.э.,
занимал
место царя.
Цезарь не
ошибается,
говоря о regia potestas (“царской
власти”), что
не должно
было
подвигнуть
его
соотечественников
относиться к
галлам с
особой
симпатией.
В
то время, как
друид
пользовался
всякого рода
привилегиями
(прежде
всего
освобождением
от налогов и
воинской
службы, что
не запрещало
ему
сражаться,
будь на то
желание или
надобность),
в то время,
как его
авторитет и
престиж были
безграничны,
на
кельтского
владыку
возлагались
многочисленные
запреты,
ирландские гейсы:
не покидать
территорию
королевства,
не брать
слова раньше
друида, не
проводить
более восьми
ночей вне
своей
резиденции –
вот примеры
религиозно-магических
запретов,
которым он
мог
подчиняться.
Общество
рассматривало
его скорее
как
посредника
или
распределителя
благ, а не как
обладателя
гражданской
и военной
власти. К
нему
поступают
налоги и
дань от
вассалов,
покоренных
народов и
союзников,
от него
исходят дары,
щедроты и
милости.
Архетипом
кельтского
владыки
является тот,
кому плоды
доброго
правления и
материальная
удача
позволяют
дарить, не
скупясь, без
счета и без
отказа.
Время
правления
доброго
короля – это
век
всеобщего
изобилия:
земля
плодородна,
скот
плодовит,
правосудие
снисходительно,
военные
удачи
постоянны.
Дурной же
король
обременяет
подданных
налогами и
поборами,
ничего не
предлагая им
взамен: в его
царствование
земля не
родит, скот
перестает
плодиться,
суд
неправеден и
придирчив,
поражения в
военных
затеях
неотвратимы.
Чаще всего
дурной
король,
изнуренный
властью,
кончает
плохо, по
крайней мере
в преданиях,
он умирает
тройной
смертью
жертвы: его
убивают
враги, топят
в чане с
пивом или
медом,
сжигают
живьем в
собственном
доме в
соответствии
с
предсказанием
или сатирой
друида. В
предании Cath
Maighe Tuireadh (“Битва
при Маг
Туред”)
рассказывается,
что “временный”
король Брес,
дурно
обошедшийся
с одним филидом
(“поэтом”),
иначе говоря
– с друидом,
был
принужден
знатными
мужьями
Ирландии “сложить
с себя
правление”.
Но в
действительности
король
Ирландии
никогда не “складывал
с себя”
власть: он
терял ее с
жизнью,
обычным его
концом была
смерть от
руки
будущего
короля,
более
молодого и
сильного,
чем он.
Всем
этим
объясняется,
почему в
стабильной
политической
системе
ирландские
короли (или
галльские
цари) были
правителями
легко
уязвимыми и
за редкими
исключениями,
которые
отмечены в
летописях,
находились у
власти
совсем
недолго. От
владыки
требовалось
сочетание
стольких
достоинств,
что лишь
немногие
благородные
кандидаты в
короли могли
удовлетворить
этим
требованиям.
Кроме того,
государственная
структура
была “вертикальной”,
выстроенной
на
феодальный
манер и
целиком
вписанной в
личные
отношения
между
королем и
его
вассалами,
основанные
на взаимной
верности и
доверии.
Ирландская
система
правления
была сложным
сочетанием
наложения и
сопряжения
власти
местных
королей,
правящих
небольшими
районами (tъatha),
и власти
королей “провинций”
(cуiced “пятина”)
под началом
высшей
власти
короля Тары,
скорее
номинальной,
чем реальной.
Высшая
власть “верховного
короля” (ardrн),
была
вожделенной,
но опасной
для ее
обладателя:
ее мог
удержать
лишь тот, кто
сочетал в
себе и
достоинство,
и силу. Ибо, в
отличие от
египетских
фараонов или
царей
некоторых
семитских
традиций,
кельтский
царь не был
жрецом: он не
осуществлял
религиозных
функций.
Служилый
люд короля
был
немногочисленным:
челядь,
управляющие,
воины,
свинопасы,
друиды или
предсказатели,
поэты,
рассказчики
и т.д., в
христианскую
эпоху
появляются
капелланы.
Ни у
меровингских,
ни у
кельтских
королей не
было
чиновников.
Все, что они
даровали,
всякий раз
возвращалось
к ним
сторицей,
ибо их
щедроты
создавали
или
укрепляли
личные связи:
вознаграждение
не имело
ничего
общего с
регулярным
жалованием,
выплачиваемым
за
исполнение
той или иной
должности
согласно
определенному
уставу или
законодательному
акту.
Ко
всему этому
добавляется
концепция,
совершенно
противоположная
юридическому
понятию о
государстве
в том смысле,
в каком оно
было
известно и
существовало
согласно
римскому
праву.
Кельтское res
publica – это
верность
человеку,
семейству,
клану,
городу, но не
понятию
государственности,
слишком
абстрактному
в силу своей
отдаленности.
Ни в одном
древнем или
даже новом
кельтском
языке нет
слова,
которым
можно было
бы перевести
латинское patria.
В них также
нет слова,
которым
можно было
бы перевести
латинское res
publica.
Нужно,
впрочем
подчеркнуть,
чтобы лучше
понять
древние
реалии, что res
publica означает
“государство”,
а не “республика”.
Это слово
обозначает
государство,
а не форму
государства,
политический
институт, а
не его
содержание.
Нам нужны
другие слова
и другие
критерии,
чтобы судить
о галльском “патриотизме”,
ограниченном
местными
рамками:
эдуи,
вступившие в
союз с
Цезарем
против
секванов,
вовсе не
думали, что
они предают
Галлию, а их
противники,
призвавшие
на помощь
германцев
Ариовиста, – и
подавно.
Понятие “Галлии”,
противостоящей
чужеземным
странам,
существовало,
но какова
была
подлинная
реальность,
стоящая за
этим
понятием?
Чтобы
ответить на
этот вопрос,
нам
понадобилась
бы
литература,
такая же
богатая, как
в Ирландии.
Все, что мы
можем
сказать с
достоверностью,
– это, что в
Галлии
этнонимы
мужского
рода, а
названия
регионов и
рек женского.
Уже есть
указания на
параллели с
Ирландией (достаточно
указать
название
Марны, Matrona,
которое было
теонимическим
производным
от древнего
кельтского *matir
“мать”).
В Ирландии
же название
страны, Йriu,
служило
изящной и
совершенной
аллегорией
верховной
власти. Но
всегда
присутствовал
ее возможный
соискатель.
Ее брал
самый юный,
сильный и
предприимчивый.
Территориальная
раздробленность
была
следствием
кельтского
понятия об
обществе. В
рассматриваемую
нами эпоху,
на заре
своей
истории,
кельты уже
перевели в
мифический
план понятие
о едином
царстве, и
Амбигат, при
равных
условиях,
стал для
галлов тем,
чем
впоследствии
Артур станет
для бриттов.
Мы даже не
говорим об “империи”
в римском
или
современном
смысле этого
слова. “Империя”
была более
всего чужда
кельтскому
менталитету,
если не
говорить о
поздних
заимствованиях.
Лишь из-за
того что
островные
бритты V века
были перед
лицом
англосаксов
лучшими и
последними
защитниками
Римской
империи,
короля
Артура
иногда
называют “императором”.
Подлинной
ячейкой
общества
была
ирландская fine,
семейство в
самом
широком
смысле слова,
включающее в
себя
восходящие и
нисходящие
линии
родства, его
прямые и
побочные
ветви; таков
же
шотландский клан,
включающий в
себя подчас
несколько
тысяч
человек. Вне
этой
неделимой
ячейки
признаются
только
личные связи
зависимости,
вассалитета
или
подданства
по отношению
к важному
лицу.
Не
существовало
никакого
государственного
права,
регулирующего
взаимоотношения
государства
с
государством
или
государства
с личностью,
хотя,
разумеется,
имелись
изощренные
законы,
установления,
правосудие,
словом все
то, что
зовется
теперь “обычным
правом”.
Кельтская
концепция
государства
безгранично
расширяет
область
частного
права и, как
следствие
этого, почти
сводит на
нет право
государственное.
В
гражданской
или в
уголовной
области к
суду
обращается
сам
потерпевший,
его семья
или его
представитель,
и они же (с
помощью
юриста,
помогающего
избежать
процедурных
ошибок,
сводящих на
нет все дело)
приводят в
исполнение
санкцию,
предусмотренную
законом или
судебной
практикой.
Вовсе
не будучи
закоренелыми
и
меланхоличными
мечтателями,
какими их
изображали
романтики,
кельты
античности и
средневековья
обожали
судебные
процедуры со
всем их
крючкотворством,
словесными
уловками и
хитросплетениями:
одним из
самых
значительных
памятников
средневековой
ирландской
литературы
является Senchus Mуr
(“Великая
старина”),
сборник
правовых
установлений,
которые,
несмотря на
английскую
оккупацию,
применялись
вплоть до XVIII в.
Нет
практически
ни одного
средневекового
ирландского
текста,
мифологического
или
эпического
предания,
которые бы
не содержали
юридическую
ссылку или
прецедент.
В
случае
убийства или
оскорбления,
нанесения
материального
или
морального
убытка закон
ограничивается
установлением
виры (eneclann “очищение
лица” или “цена
чести”),
которую
убийца или
другой
преступник,
если он
хочет
избежать
кровной
мести,
должен
выплатить
пострадавшему
или его
семье, в
зависимости
от возраста,
пола и
социального
положения
пострадавшего.
Иначе
говоря,
такая
система из
поколения в
поколение
поддерживала
как
проявления
неискупленной
вражды, так и
верности,
противостоя
всем
испытаниям и
находясь
поверх добра
и зла.
Поэтому горе
тому, у кого
нет
многочисленной
семьи и
обильного
потомства:
сильных и
храбрых
юношей,
способных
защитить его
под старость,
и красивых
дочерей, за
которых
можно
получить
богатый
выкуп от
женихов,
новые
ресурсы и
союзников.
Потому-то
как в
Ирландии,
так и в
Галлии I века
до н.э.
одинокий,
бедный,
слабый
человек
подпадает
под власть
человека
сильного,
который в
обмен на
свободу
может
обеспечить
его
безопасность.
Factiones, о
которых
говорит
Цезарь, были
социальным и
политическим
галльским
феноменом,
наиболее
очевидным в
этой системе;
в Ирландии
это были
войны между
кланами,
между
королями
туатов и
пятин.
Однако война
была
эндемическим
состоянием,
которое в
Ирландии,
как
представляется,
не было
разрушительным
для
демографии.
Война
мыслится как
частное дело
и смыслом ее
становится
поединок. В
саге “Похищение
быка из
Куальнге” (Tбin
Bу Cъalnge)
герой
Кухулин в
одиночку
останавливает
армию
четырех
ирландских
королевств,
объединившихся
против Улада:
он заключает
с королевой
Медб договор,
по условиям
которого та
будет каждый
день, рано
утром,
посылать ему
воина,
которого он
должен
сразить.
Убивая
очередного
противника
днем, он
прекращает
действовать
своей пращой,
как только
наступает
ночь.
Форма
поселений
следует тем
же
тенденциям:
кельтскому
миру
неизвестны
городские
ансамбли
греческого
или римского
типа. Ни в
одном
кельтском
языке, даже
современном,
нет слова,
передающего
значение
латинского urbs
хотя
бы
приблизительно:
ирландское baile
означает
“деревня”, а
бретонское kкr
(от
латинского castra)
никогда не
обозначало
ничего кроме
“хутора”.
Центром
поселения в
Ирландии
является d
ъn (галльский
dunum) или
r бt
h (галльский
ratis),
жилище вождя,
деревянный
дом или
сельский
замок,
вокруг
которого
теснятся
лачуги из
самана с
соломенными
кровлями,
жилища
ремесленников
и слуг.
Безопасность
поселения
обеспечивается
рвом или
валом, а чаще
всего –
деревянным
частоколом.
На
континенте,
где
ощущается
греческое
влияние,
центром
поселения
является oppidum,
укрепленное
место,
иногда
довольно
обширное (несколько
сот гектаров),
где в случае
опасности
укрываются
все
окрестные
жители. В
Галлии
существовало
несколько
городов,
таких, как
Бибракте или
Аварик, а
также
множество
мелких
городишек и
крепостей,
но не было
каменных, за
редкими
исключениями
укреплений
на юге,
выявленных
археологами.
Основными
материалами
кельтской
цивилизации,
которые мы
уже
рассмотрели,
были дерево
и металл.
Строительный
камень начал
употребляться
только в
галло-римскую
эпоху. Даже
местные
каменные
скульптуры
свидетельствуют
о
существенной
дистанции,
отделяющей
кельтское
искусство от
классического
реализма.
Кельты были
также
прекрасными
мастерами по
работе с
тканью (шерстью,
льном,
коноплей) и
кожей. В
Ирландии
каждый,
причастный к
какому-либо
искусству,
материальному
или
духовному,
считался “богом”,
и боги-ремесленники
занимали
свое место в
пантеоне, о
чем не
пожелал
упомянуть
Цезарь. Нет
другого
объяснения
необычайному
изобилию
металлических
объектов в
археологических
памятниках
Гальштатта и
Ла Тена по
всей Европе.
Когда эти
объекты
золотые, они
всегда
представляют
собой чудо
техники и
вкуса.
Поэтому
можно
удивиться,
что слово,
обозначающее
серебро (*arganto-),
было местным
во всех
кельтских
языках и
засвидетельствовано
в важных
галльских
топонимах,
тогда как
слово,
используемое
для
обозначения
золота, во
всех новых
кельтских
языках
является
заимствованием
из
латинского aurum.
Свидетельство
ли это
отсутствия
широкой
индустрии
или торговли?
Трудно
сказать.
Однако нужно
помнить, что “техника”
у кельтов
была
индивидуальной
или семейной,
а не
коллективной,
ремесленной,
а не
индустриальной,
и несомненно,
мастера
всегда
стремились к
совершенству.
То,
что между
религиозными
концепциями,
между
идеальной
организацией
человечества
и социальной
реальностью
существовал
разрыв, не
подлежит ни
малейшему
сомнению:
задолго до
упадка не
только
Ирландии, но
даже Галлии,
то есть
примерно за
десять веков
до этого,
кельты стали
оседлыми
земледельцами
и, главным
образом,
скотоводами.
Свое
богатство они
меряли
количеством
скота и
рабынь (что
уже в
дохристианской
Ирландии
было скорее
единицей
теоретического
счета, чем
конкретной
реальностью).
Архаизм
кельтского
общества
особенно
сказывается
в
организации
финансов.
Существовали
системы
оценки в
золотых и
медных
слитках, но в
Ирландии,
где было
обнаружено
несколько
кладов
римских
монет,
местная
монета стала
чеканиться
только со
времен
скандинавских
королей
Дублина, в X в. А
первые
галльские
монеты,
отчеканенные
двенадцатью
или
тринадцатью
веками
раньше (что
помогает
понять
степень
островной
архаики),
были
подражанием
эллинистическим
образцам (статеру
Филиппа
Македонского),
начиная с
которых,
вероятно,
неблагоразумно
исследовать
религиозную
символику
изображений
или легенд
на монетах:
ничего не
выйдет, так
как мы не
учитываем
возможные
взаимоотношения
между
религией,
авторитетом
монеты (которая
олицетворяла
власть) и,
собственно
говоря,
изображением.
Символика не
определяется
личными
пристрастиями.
Все
это не
мешало
королям и
знати любить
золотые
украшения,
драгоценные
камни и
эмали,
богато
украшенное
оружие,
рукояти
мечей из
слоновой
кости с
тонкой
резьбой,
филигранные
фибулы,
пестрые
ткани,
расшитые
золотом и
серебром. В
основном
золото
находится
также во
всех царских
погребениях.
Сверх всякой
меры обожали
кельты
роскошные
пиры,
длившиеся
иногда по
многу дней
или даже
недель. Но
когда король
Ирландии,
расточитель
своих
богатств,
принимал
почетного
гостя, когда
по полу
разбрасывались
охапки
свежего
тростника, а
вино, пиво
или мед
подавались в
золотых
кубках или
рогах,
украшенных
драгоценными
камнями,
хозяин и
гость
нередко были
обуты в
башмаки,
сплетенные
из соломы. И
ни у одного
из кельтских
вождей не
было ни
материальных,
ни военных
средств, ни
амбиций,
чтобы
основать
крупное
государство.
Великие
идеальные
монархи,
Амбигат в
Галлии, Конн
Ста Битв в
Ирландии,
были
мифическими,
а не
историческими
личностями.