3. Средневековые
ирландские и
валлийские
источники.
Исчерпав
континентальные
источники,
или, скорее,
попытавшись
понять, что
они нам
могут дать,
следует
обратиться к
кельтскому
островному
миру, то есть
к
Великобритании
и Ирландии.
Романизация
Британии
между I и V
веками была
поверхностной.
Она никогда
не
охватывала
весь остров,
и, хотя она
оставила
многочисленные
и стойкие
следы,
латынь
никогда не
была там
разговорным
языком. Она
исчезла
вместе с
уходом
римских
легионов в
начале V в. Что
же касается
Ирландии, то
на нее не
ступала нога
римского
солдата, а
латинское
влияние
осуществлялось
там только
через
британское
посредство и
стало
ощутимым
лишь с
принятием
христианства,
которое
принесло
туда не
разговорную
латынь, а
церковный ее
вариант,
язык
литургии и
письменной
культуры.
Ирландская
латынь,
которая была
разговорным
языком
только для
клириков,
называется “гибернийской”,
это особый
язык, полный
гойделизмов,
метафорических
и других
необычных
речевых
оборотов.
Ирландцы
не
пострадали
от Vцlkerwanderungen или
“великого
переселения
народов” в
конце эпохи
Римской
империи.
Набеги на
Ирландию
начались
гораздо
позже, в
конце VIII в., и
осуществляли
их
скандинавы,
сначала
норвежцы, а
затем
датчане.
Ирландские
монахи
успели
сыграть свою
роль в
каролингском
возрождении
и создать
литературу
на
ирландском
языке. Таким
образом, в
силу
странного
парадокса,
христианизация
Ирландии
оказалась
историческим
событием,
способствовавшим
сохранению
дохристианских
мифологических
пластов.
Различают
две группы
островных
источников,
соответственно
ирландскую и
валлийскую.
Валлийские
тексты, и в
частности
четыре ветви
“Мабиноги”,
тесно
сплетены с “Материей
Британии”,
вызывавшей
восхищение
христианского
средневековья
начиная с XII
века.
Рассказы эти
совершенно
соответствуют
стилю
рыцарских
романов,
отвечавших
уже
сформированным
литературным
вкусам
тогдашних
читателей.
Ирландские
же тексты
являются
куда более
древними не
столько по
датам их
переписки,
сколько по
самой своей
фактуре и
отсутствию
всякой
заботы о
композиции и
стиле. Они
описывают
уровень
цивилизации
несравненно
более
архаичной,
нежели та, в
которой они
были
закреплены в
письменном
виде.
Публикуемые
в буквальных
переводах,
без
пояснений,
они
наверняка
способны
поставить в
тупик
современных
читателей.
А. Возражения
и проблемы
метода.
Здесь
следует,
однако,
ответить на
возражения,
высказываемые
относительно
использования
островных
источников.
—
Было бы
нелегко
сблизить
исторические
данные,
восходящие к
античности,
с текстами,
написанными
по большей
части не
ранее XII-го
века.
Подобный
аргумент не
принимает во
внимание
бросающуюся
в глаза
архаику
ирландских
текстов.
Когда в них
идет речь об
оружии или
иных
предметах из
бронзы,
нельзя не
задаться
вопросом об
их реальном
возрасте. Не
жили ли
здесь кельты
уже в
бронзовом
веке? В
большинстве
случаев язык
этих текстов
гораздо древнее
времени их
записи, а
если он и
успел
обновиться с
помощью
недавней
переписки, в
нем, тем не
менее,
сохраняются
следы
древних форм
или слов. И уж
во всяком
случае их
мифологическая
основа
представляется
куда более
древней, чем
сам язык.
Поэтому
сплошь да
рядом
оказывается,
что текст,
переписанный
в XII или XII вв., был
записан
первоначально
в VII или VIII вв. Это
особенно
ощутимо в
юридических
текстах,
архаика
которых была
сохранена из-за
не столь
давней
христианизации,
и не так
бросается в
глаза в
мифологических
и эпических
текстах. Но
надо учесть,
что и
переписаны
последние
были позже,
поскольку
для филидов,
или поэтов,
они
представляли
интерес
только как
тексты
легендарного
или
псевдоисторического
характера.
Когда Жорж
Доттен
замечает,
что
религиозные
представления
кельтов
эпохи
ирландского
средневековья
весьма
отличались
от воззрений
галлов эпохи
Цезаря, с его
замечаниями
нельзя не
согласиться.
Но
переписчики
не склонны
были
присваивать
себе
положения
давно
угасшей
традиции, содержащиеся
в
мифологических
текстах. Для
них Дагда,
Этайн,
Кухулин и
король
Конхобар
были всего
лишь героями
или образами
ирландской
истории.
Средневековые
ирландские
тексты были
устными
преданиями (scйla),
зафиксированными
письменностью.
Они не
принадлежали
ни к какой
литературе,
и были
христианизированы
один
единственный
раз, что и
определило
особенности
передачи
текстов и
отсутствие
упоминаний о
католическом
чистилище,
появившемся
только к XII
веку, уже
после их
изначальной
письменной
фиксации.
Следует
также
избегать
использования
по отношению
к ним
шведского
слова saga, которое
используется
в
скандинавских
литературах,
и, так же как
немецкое Sage,
означает “легенда”.
—
Труднодоступны
эти данные
еще и потому,
что
древнеирландский
язык сложен
и
малоизвестен.
Любой
лингвист
ответит, что
каждый язык,
даже
мандаринский
китайский
язык, сам по
себе по-настоящему
не сложен.
Трудность
заключается
не в том,
чтобы понять
или выучить
язык, а в том,
чтобы
привыкнуть к
синтаксису и
морфологии,
и особенно к
другой
системе
мышления. Но
если
рассмотреть
другие языки,
древнеанглийский,
древневерхненемецкий,
древнеисландский,
греческий
гомеровского
периода и
ведийский
санскрит
тоже не
принадлежат
к числу
языков,
которые
можно
изучить,
пользуясь
элементарными
учебниками
для
начальной
школы. Этот
факт не
специфичен
для одних
только
кельтских
языков,
здесь все
зависит в
первую
очередь от
методики
преподавания
и
способностей
личного
усвоения.
—
Неупорядоченный
характер
кельтских
данных
слишком
разителен,
чтобы можно
было
осуществить
их
рациональную
классификацию.
Спору
нет: с
первого
взгляда
трудно не
запутаться в
переплетении
тем, схем,
мотивов и
различных
версий или
редакций
какого-нибудь
сюжета.
Однако можно
сказать то
же самое,
если не
больше, о
греческой
мифологии.
Так что иной
раз трудно
удержаться
от упрека в
адрес
ирландских
филидов (“поэтов”):
почему это
они не
потрудились
составить по
всем этим
вопросам
руководство,
сообразное с
теориями и
знаниями
нашего века (хотя
на самом
деле те
старались
как могли!).
Трудность
здесь та же, с
какой
сталкивается
всякий
непосвященный,
проникающий
в неведомую
для него
область.
Кельтская же
область,
здраво
рассуждая,
не сложнее и
не проще
любого
другого поля
исследований,
хотя и таит
свои особые
проблемы. Мы
еще увидим,
что, не
будучи
рьяными
приверженцами
порядка,
древние
ирландцы тем
не менее
уделяли
большое
внимание
многочисленным
теоретическим
классификациям
и что,
обратив
достаточное
внимание на
типологию
некоторых
мифических
или
мифологических
персонажей,
мы сможем
без труда в
них
ориентироваться.
Таким
образом,
речь идет не
о
преувеличении
главных и
побочных
неудобств
ирландского
материала, а
о разумном
его
использовании.
Подходя к
проблемам
методики с
толикой
здравого
смысла,
можно без
труда
разрешить
все
возникающие
здесь
трудности.
Сопоставление
в
исследованиях
по
кельтологии
является
насущной
необходимостью:
сопоставление
не только
двух
географических
ареалов, но и
двух эпох,
целью
которого
следует
считать
осмысление
вероятной
преемственности
традиции,
обнаружение
ментальной
структуры
или ее
сохранившихся
следов.
Особенно не
хватает
привычки к
сравнению, в
том виде, как
мы его
определили
выше (стр. 42-44).
B. Классификация.
Согласно
современной
классификации
средневековая
ирландская
литература
включает в
себя:
Мифологический
цикл: его
основным
текстом
является Cath Maighe
Tuireadh (“Битва
при Маг
Туред”),
известная в
трех
вариантах.
Она
повествует о
мифической
предыстории
Ирландии и о
битве богов,
или Tuatha Dй Danann
(Племен
богини Дану)
с местными
ирландскими
демонами,
фоморами.
Другим
важным
мифологическим
текстом
можно
считать Tochmarc Йtaнne
(“Сватовство
к Этайн”),
известное в
пяти
вариантах,
пятый из
которых
носит особое
название – Altrom
Tige Dб Medar (“Воспитание
в Доме Двух
Чаш”). В нем
рассказывается
о
похождениях
Этайн,
верховной
богини и
аллегорической
персонификации
Ирландии,
поделенной
между Иным
Миром и
миром земным.
Продолжением
мифологического
цикла служит
серия Immrama
(“Плавания”). В
них
сообщается о
заокеанских
путешествиях
к волшебным
островам,
над которыми
не властно
время, где
женщины
прекрасны и
очаровательны,
где люди
остаются
вечно юными.
Названия
этих
островов
разнообразны
и
многозначительны:
Tнr na nУg “Земля
юных”,
Mag Mуr “Великая
Долина”,
Tнr na mBйo
“Земля
живых”,
Mag Meld
“Долина
Наслаждений”.
Все
эти рассказы
о плаваниях,
которые
можно
определить
как
настоящие “инициатические
путешествия”,
были
христианизированы
в большей
степени, чем
остальные
части цикла.
Героический
Уладский
цикл или
Цикл Красной
Ветви. Это
самый
интересный и
разнообразный
цикл: его
персонажи –
архетип
героя
Кухулин;
правитель
уладов,
щедрый и
добродетельный
король
Конхобар;
король в
изгнании
Фергус;
охотник за
головами
Коналл
Кернах;
королева
Медб и ее муж,
король
Айлиль,
правители
Коннахта –
переживают
многочисленные
приключения
и отличаются
несложными и
сильно
типизированными
характерами.
Самое
пространное
и самое
примечательное
повествование
этого цикла, Tбin
Bу Cъalnge (“Похищение
быка из
Куальнге”),
много раз
переписывалось
в различных
вариантах в
течение XI и XII
вв. Во многих
отношениях “Похищение”
сравнимо с “Илиадой”.
Боги в нем
постоянно
вмешиваются
в действия
героев, а
обрисованное
там общество
является
наиболее
древним из
всех, какие
мы только
можем себе
представить,
и
принадлежит,
скорее всего,
к
гальштаттской
или
латенской
эпохе.
Цикл
Финна, иногда
ошибочно
называемый
оссиановым
циклом. Он
самый
недавний из
всех и
подвергался
неоднократным
переработкам.
В
противоположность
Уладскому
циклу,
сгруппированному
вокруг
фигуры
Кухулина, он
повествует о
бесчисленных
приключениях
“шайки”
воителей,
фениев,
руководимых
их вождем
Финном (“Белый”)
и его сыном
Ойсином (“Олененок”).
Этот цикл,
мифологической
ценностью
которого не
стоит
пренебрегать,
хотя она и
несравнима с
ценностью
прочих
циклов, в
конце XVIII в.
послужил
основой для
литературных
подделок
Макферсона.
Их успех
обусловлен
тем, что
персонажи
этого цикла
в фольклоре
Ирландии и
Шотландии
сохранились
лучше, чем
герои
Уладского
цикла.
Исторический
цикл, называемый
иногда
циклом
королей. К
нему относят
обычно все
ирландские
хроники,
которые
являются
произведениями
вполне
легендарного
и
псевдоисторического
характера.
Главное
среди них –
обширная
компиляция,
озаглавленная
Lebor Gabбla Йrenn
(“Книга
взятия
Ирландии”).
Описанные в
ней события
начинаются
во времена
потопа,
затем
следует
рассказ о
пяти
мифических
племенах,
последовательно
захватывавших
страну: то
были потомки
Партолона,
Немеда, Фир
Болг,
Племена
богини Дану
и, наконец,
сыновья Миля
или гойделы.
Далее, к
этому циклу
присоединяют
повести о
королях
Ирландии,
сроки
правления
которых
разные
анналы
датируют
промежутком
между III веком
до н.э. и
приблизительно
1000 г. И все-таки
во всех этих
преданиях
несравненно
больше
мифологии,
чем истории.
В
качестве
краткого
пояснения
следует
добавить,
что эта
вполне
современная
классификация
ни в коей
мере не
соответствует
той, которой
пользовались
средневековые
ирландцы,
распределявшие
свои
произведения
по жанрам (похищения,
осады,
любовные
истории,
сватовства,
захваты,
смерти,
переселения,
охоты,
изгнания и т.д.).
С
интересующей
нас точки
зрения ни та,
ни другая не
являются
обязательными:
в эпическом
Уладском
цикле почти
столько же
мифологических
мотивов,
сколько
эпопеи в
мифологическом
цикле,
персонажи
обоих ведут
себя почти
одинаково.
Но ни одно
исследование
не может
обойтись без
классификации
материалов
или тем,
которым оно
посвящено.
Скажем,
однако, что
наиболее
интересующие
нас тексты
относятся к
мифологическому
и Уладскому
циклам.
В
сравнении с
ирландской
литературой,
представляющей
из себя
письменное
продолжение
устной
традиции,
мифологические
черты
валлийской
литературы
обозначены
куда менее
отчетливо.
Менее
древняя и
более
разработанная,
нежели
ирландская
проза, она
знаменует
собой
переход от
простого
кельтского
повествования
к сказке или
роману,
сообразующемуся
со вкусами
феодального
средневековья.
Наиболее
значительные
произведения
таковы:
Четыре
ветви “Мабиноги”,
называемые
также во
множественном
числе “Мабиногион”
(от mabinog “ученик”;
слово это,
без всякого
сомнения,
относится к
устному
обучению
придворных
поэтов,
последнему
следу
дохристианской
традиции).
Самая
известная
рукопись “Мабиногиона”,
Llyfr Coch Hergest (“Красная
книга из
Хергеста”) (и в
дополнение Llyfr
Gwyn Rhydderch “Белая
книга
Ридерха”),
датируется XIII
в., но
представляет
собой текст XII
или даже XI в.
Эти четыре
ветви,
носящие
названия
Пуйлл,
владыка
Диведа,
Бранвен,
дочь Лира,
Манавидан,
сын Лира,
Мат,
сын Матонуи,
составляют,
собственно
говоря,
бриттский “мифологический
цикл”.
Мифологическое
родство
Ирландии и
Уэльса
общепризнанно,
считается
также, что
оно
возникает
благодаря
валлийским
заимствованиям.
Но
заимствования
– это слишком
простое
объяснение,
которое
должно быть
отвергнуто,
поскольку
замеченные
нами
сходства
позволяют
думать об
общих
истоках,
замаскированных
разной
трактовкой.
Уэльс,
защищавший
свой язык,
неизбежно
сохранил
также
отчетливые
следы
мифологии в
литературных
сюжетах.
Артуровский
цикл,
приблизительно
подобный
ирландскому
Уладскому
циклу.
Легендарный
король Артур
занимает в
нем место
короля
Конхобара, а
его
племянник
Гуалхмаи (Гавейн
французских
артуровских
романов) –
место
Кухулина.
Персонажи не
так
примитивны,
как герои
ирландских
текстов, и не
требуется
тщательного
изучения,
чтобы
обнаружить в
них почти
идентичные
черты. Их
внешний лоск
можно
объяснить
французским
влиянием.
Фактура
всего цикла
куда более
литературна,
чем ткань “Мабиногиона”:
это уже не
дословное
следование
устной
традиции, а
тщательно
разработанная
редакция,
произведение
утонченных
поэтов и
прозаиков,
заботящихся
о стиле
изложения.
Именно в
этих
повествованиях
(“Ллид и
Ллевелис”, “Килух
и Олуэн”, “Сон
Ронабуи”, “Сон
Максена
Вледига”, “Оуэн
и Ллинет”, “Передир,
сын Эвраука”,
“Герейнт и
Энид”)
следует
искать
истоки “Материи
Британии”.
Разница
между этой “материей”
и ее
кельтскими
источниками
состоит лишь
в том, что
французские,
англо-норманнские
и немецкие
подражатели
не имели ни
малейшего
понятия о
мифологической
ценности
используемого
ими
материала,
потому что
им было
достаточно
заимствовать
литературные
сюжеты.
Артуровская
легенда
отлично
иллюстрирует
переход от
мифа к
роману.
Можно
упомянуть
еще
гномическую
и
агиографическую
литературу
Ирландии и
Уэльса (агиография
была также
единственной
древней
литературой
Бретани на
латинском
языке, и она
может
преподнести
много
сюрпризов).
Однако
литература
эта весьма
неравноценна.
Наряду с
немногими
оригинальными
произведениями,
преобладающее
место в ней
занимают
компиляции
или даже
простые
переводы и
адаптации
иноязычных
произведений:
трактаты по
истории,
этимологии,
правоведению
и медицине (переводы
иностранных
работ),
словари,
грамматики,
жития святых
и различные
сборники,
словом,
почти все то,
что
соотносится
с культурной
деятельностью
человека.
Это наследие
насчитывает
тысячи
страниц
стихов и
прозы, оно не
издано
целиком, а о
его
переводах и
говорить не
стоит.
Корнская и
бретонская
литературы
могут быть
упомянуты
лишь
мимоходом.
Начиная с XVI в.
они
ограничиваются
только
назидательными
и
душеполезными
сочинениями.
Но даже и в
этих
областях, не
представляющих
для нас
никакого
интереса,
корнская
литература
не породила
ничего сту
ящего.
Литературные
произведения
на
бретонском,
созданные
ранее XIX в.,
являются
редкими
исключениями.
Однако эта
ситуация
отнюдь не
освобождает
от изучения
средневековых
бретонских
текстов, без
которых
остается
несовершенным
восприятие
средневековых
кельтских
языков.
Самобытность
бретонского
языка, по
крайней мере
для
лингвистов,
состоит в
том, что он
сумел
просуществовать
целое
тысячелетие
как почти
исключительно
устный язык
в тесном
симбиозе с
французским,
из которого
он сохранил
целый ряд
средневековых
заимствований,
вышедших из
употребления
в самом
французском.