3. Индоевропейское
сообщество.
Термин “индоевропейский”
является
всего лишь
идеальным
обозначением,
скорее
лингвистическим,
нежели
географическим,
прилагаемым
к группам
народов, о
которых мы
весьма мало
знаем и
протоистория
которых не
имеет ясно
очерченных
пределов:
понятие “индоевропейский”
рассматривается
по-разному в
зависимости
от точки
зрения
лингвиста,
археолога
или
антрополога.
Однако для
антропологии
тут едва ли
будет стоять
вопрос,
потому что
физические
типы, которые
по большей
части
характеризуют
европейские
народы, не
могут
определяться
как “расовые”.
Не
существует и
общей
индоевропейской
археологии.
Этого должно
быть
совершенно
достаточно,
чтобы
индоевропейский
феномен не
мог
ассоциироваться
с какой-либо
современной
идеологией
или быть
поставлен ей
на службу.
Стало
быть, перед
тем, как
предложить
свое
определение
кельтов,
необходимо
уточнить, что
индоевропейский
“мир”
представляет
собой не
столько
политическое,
лингвистическое
или
экономическое
целое,
сколько
известный
образ жизни и
мышления,
предполагающий
тесное
изначальное
родство. В
рамках
сообщества
институтов и
верований –
широко
засвидетельствованных
на
территории
от ведийской
Индии до
дохристианской
Ирландии,
включая Рим и
Германию –
это своего
рода койне,
ставшее
достаточно
обширным и
гибким, для
того чтобы
вместить в
себя все
бесчисленные
проявления
противоречий
и контрастов,
наряду с
простыми
различиями.
То, что
является
мифом в Индии
и у кельтов,
стало мифом и
историей в
Риме. То, что
является
мифическим и
космическим
в Ирландии,
присутствует
как
национальное
и случайное у
Тита Ливия.
Одни и те же
схемы
трактовались
по-разному,
одни и те же
слова могли
утратить
часть их
звуковой
формы и даже
сменить
семантическую
направленность.
Но
начиная с
заката
античности,
европейцы
усвоили и
распространили
римскую
концепцию
государства,
мешающую как
оценке
изначального
индоевропейского
фактора, так и
здравым
суждениям по
поводу
кельтских
факторов. Они
забыли о том,
что
человеческая
натура,
способная к
осознанию
единства,
чурается
единообразия:
простой
принцип
здравого
смысла,
который
объединяет
все
исторические
установки.
Следствием
этого
является
принятие
неадекватных
материальных
критериев
почти всегда
незначительной
важности: в
течение всей
современной
эпохи кельты
были
обречены на
забвение,
презрение и,
хуже того, на
полное
непонимание,
поскольку
они не
создали
жестких
политических
рамок,
подчиняющих
личность
государству.
Современным
европейцам
уже
непонятна
позиция
пассивного
сопротивления,
которое
Индия
оказывала
всем
завоевателям,
подобным же
образом
европейцы не
прощают
кельтам того,
что они не
сформировали
крупных
государств.
Исходя из
всего этого,
если судить
по примерам
греков,
кельтов,
германцев и
индийцев,
маловероятно,
чтобы
изначальная
индоевропейская
реальность
была столь же
государственной,
как римский imperium
(слово,
которое
обозначало
сначала “командование”),
который
является в
своем
конечном
воплощении
порабощением
духовного
мирским.
Еще менее
вероятно, что
эта
реальность
соответствовала
упрощенному
образу
жестокости и
варварства, с
помощью
которого
слишком
часто ее
стараются
изобразить.
Уничтожение
христианской
Ирландии
норвежцами и
датчанами в IX
веке – это еще
не все, что
можно
сказать о
Скандинавии,
и этот факт не
вычеркивает
ни “Эдд”, ни саг.
Вергилий и
Овидий не
ответственны
за массовые
убийства,
совершенные
Юлием
Цезарем в
Галлии. Итак,
индоевропейский
мир, прежде
всего, – это
совокупность
языков и
культур,
составной
частью
которой,
хотим мы того
или нет,
являются и
кельты,
оставившие
вполне
определенные
следы в
качестве
субстрата.