Назад

       

Отсканированно Антоном Лебедевым

Отсканированно с книги: Шкунаев С.В. "Община и общество западных кельтов", стр.73-115, изд. "Наука", М, 1989

БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ И ОБЩИННОЕ УСТРОЙСТВО В ИРЛАНДИИ

В настоящей главе будет предпринята попытка рассмотрения племенного устройства древнеирландского общества с точки зрения принадлежности человека к более узким, чем племя, социальным организмам, будь то кровнородственным или иного характера. На этой основе можно будет очертить те функции, которые имели в системе племени собственно общинные отношения, и до известной степени представить себе их эволюцию. Прежде всего мы должны обратиться к двум кругам социальной принадлежности человека, обозначаемым терминами fine и сlаnn, причем наибольшее внимание должен привлечь первый из них. Общепризнано, что он характеризовал сохранившую значительную устойчивость на протяжении столетий большую семью в различных ее формах. Ряд ирландских текстов, касающихся большой семьи, посвящены проблемам, по последовательности которых мы построим наше изложение. Здесь выделяются прежде всего законы о наследовании, позволяющие прояснить взаимоотношения различных типов большой семьи, и законы об отчуждении и пользовании семейными участками земли. Разделы законов, касающиеся наследования, принадлежат к числу наиболее туманных ирландских памятников. Однако именно в них мы встречаемся с подробной характеристикой различных типов большой семьи. Отвлекаясь пока от разногласий по частным вопросам, необходимо построить некоторую общую схему их функционирования. Сначала отметим, что в законах термин "фине" употребляется в узком и широком смысле. Там, где мы встречаем его без дальнейших разъяснений, речь всегда идет только о первом, иначе говоря, об узкой форме большой семьи. В нее входят два из нескольких известных подразделений "фине": geilfine и deirbfine. Вторая группа включает в себя iarfine innfine, deirgfine, duibfine, fine-tacuir, glasfine, ingen ar meraib. Обе они характеризуются фактом взаимного родства, достоверно и общепризнанно установленного их членами. В Уэльсе, сравнение с которым нередко важно для понимания ирландской проблематики, мы встречаемся с членами большой семьи, специально следившими за поддержанием и правильным применением семейной генеалогической традиции. Напомним, что в рамках туата генеалогическая память тесно соприкасалась, а в определенной степени и совпадала с мифологическими представлениями, не имея актуального и операционно действенного значения. Первая из двух узких форм большой семьи в Ирландии объединяла потомков общего деда вплоть до детей братьев его сыновей, что составляло пять уровней родства. Вторая форма включала в себя потомков общего прадеда. Все дальнейшие подразделения большой семьи последовательно разрастаются путем включения все более широкого круга родственников, причем в случае innfine число степеней родства доходит до семнадцати. Как всегда, исторический аспект проблемы форм большой семьи не лежит на поверхности текстов законов. Предстоит установить, сосуществовали ли все эти формы в какое-то (и в какое именно ) время в действительности, или их сохранение в текстах законов в некоторых случаях вызывалось архаизирующими тенденциями юристов, стремившихся сохранить в текстах явно отжившие, но "необходимые" для упорядоченного расположения материала формы. Более того, вполне возможно, что в пределах различных форм "фине" происходило со временем перемещение функций и некоторые формы, имевшие в более ранние времена значение основных социальных единиц, впоследствие потеряли его, сохранив связь своих членов лишь в определенных, более или менее экстраординарных ситуациях. Учет материала о статусах призван помочь разобраться в этих вопросах о функциях большой семьи, где немаловажную роль играли естественные отношения собственности. Считалось, что есть все основания признать разряды большой семьи, входящие во вторую, широкую группу, существенно более поздними и в лучшем случае иллюстрирующими попытки юристов приспособить более или менее механические схемы к современным им общественным условиям. Мы не можем согласиться с такой постановкой вопроса, хотя в принципе признаем, что сохранение в текстах законов форм большой семьи, не имевших серьезного значения в реальной жизни коллектива, могло иметь и сходные причины. Таких причин, скорее всего, существовало две:

а) Схематизирующие тенденции, обязательно возникающие при всякой записи прочно укоренившейся устной традиции в связи с разными подходами к фиксации материала, которые, быть может, особенно ярко проявились в Ирландии.
б) Стремление сохранить как действительные уже отжившие формы организации людей в кровнородственные коллективы.

Возникающие при этом вопросы принадлежат не только к области источниковедения, но и являются, по сути, коренными как для пашей работы, так и для анализа ирландского общества вообще. Исследование же это имеет двойную направленность: взглянуть на общество того времени глазами самих его членов (вот здесь-то и могут встать источниковедческие вопросы о различии взгляда на вещи юристов и субъектов права) и подойти к обобщениям с точки зрения современного историка. Соответственно необходимо как понять язык описания, свойственный источникам, так и определить социально-экономическую основу отраженных в них общинных институтов. В языке описания определенного явления в древне- ирландских законах проявляется поиск некоторой "точки", определяемой некими "линиями координат": любой человек (и, следовательно, любая форма взаимоотношения членов коллектива, так как они характеризуются прежде всего реальным положением людей, а не абстрактным равенством их перед законом) принадлежал к какому-либо статусу и одной из форм большой семьи, что и давало право на участие в социальной жизни общества. Нам же, кроме того, важно определить хозяйственную и социальную основу жизнеспособности большой семьи, поэтому мы и должны провести собственно исторический анализ. С этой точки зрения необходимо обратить внимание на две узкие формы большой семьи. По вопросу о вторичности каждой из них в историографии нет единого мнения. Как, кстати, и единообразия в самих законах. Для них обычно нечеткое разделение юридических характеристик geilfine и deirbfine, приводящее сплошь и рядом к дублированию их функций, причем в комментариях нередки случаи прямого отождествления этих понятий и глоссирования одного другим. Подобное положение характерно, по-видимому, для переходного периода. Туманность определений законов привела ряд исследователей к признанию за этой формой большой семьи характера юридической абстракции. Deirbfine, по их мнению, не была постоянно конституированной единицей, и необходимость в ее оформлении возникала лишь время от времени в связи с рядом юридических процедур (раздел наследства, принятие наследуемого долга и т. д.). Мнение это глубоко ошибочно и связано с представлением о характере собственности в древнеирландском обществе. Позицию эту тем не менее необходимо иметь в виду для понимания рассматриваемых нами ниже вопросов. Вопрос о соотношении geilfine и deirbfine допускает и другие решения. Так, Бинчи придерживается мнения о том, что deirbfine представляет собой древнейшую и в значительной мере общую для всех индоевропейских народов форму большой семьи, в то время как geilfine появилась вследствие дробления deirbfine и представляет собой ее наиболее четкое юридическое воплощение. Действительно, можно видеть, что в древнеирландском обществе основные социальные характеристики человека, связанные с благородством статуса, а также с формами королевской власти, непосредственно вытекают из структуры семьи, включающей четыре поколения общего предка. Как мы отмечали в гл. 2, пересечение барьера, отделявшего благородные статусы от неблагородных, было связано с наличием трех предшествующих поколений благородных предков. Внутри благородных статусов семья из четырех поколений играла существенную роль в функционировании механизма королевской власти, исключавшего наследование по прямой линии и обеспечивавшего выбор наследника среди ближайших родственников именно этого круга. В настоящий момент необходимо помнить, что все законодательные нормы, связанные с владением и пользованием землей, постоянно ассоциируются именно с этими двумя узкими формами большой семьи, так что для дальнейшего изложения практически безразличны те или иные отношения преемственности в их развитии. Вместе с тем законы затрагивают отношения собственности и касаются вопросов наследования имущества в случае прекращения существования geilfine или deirbfine. Здесь четко определены нормы наследуемого имущества, которые отходят к более широким кругам большой семьи. Как кажется, нормы эти определялись, прежде всего исходя из материальной обеспеченности тех взаимоотношений, которые возникали между типами большой семьи. В законодательных сборниках мы встречаем большое количество указаний на то, что ответственность за действия (как уголовные, так и иные - обеспечение договоров и т. п.), совершаемые членами узкой формы большой семьи, в ряде случаев (непосильная материальная ответственность и др.) принималась членами более широких типов семьи, причем, чем дальше от ядра, тем она становилась меньше. Соответственно этому определялась и доля наследуемого имущества. Законы рассматривают также случаи прекращения существования двух или более форм больших семей, так что в целом набор правил предстает достаточно сложным. Постоянно встречались случаи, когда человек при расширении "фине" переходил (иногда становясь главой) в новое подразделение того же типа и, следовательно, прибавлял к своим прежним обязанностям еще и новые. Статус человека играл при этом первостепенную роль. Ведь именно в соответствии с ним определялась мера участия в общественных делах, так что и для разных форм большой семьи подобного рода исчисление, уменьшаясь или увеличиваясь, постоянно присутствовало. Значение имели степень родства и статус, но полным (даже чисто количественно) этот статус был лишь в пределах определенной, узкой формы боль-шой семьи. Это вовсе не значит, что, выходя за рамки семейных отношений (вступая в клиентные связи, договоры и т. д.), человек как бы "терял" определенную долю принадлежавших лично ему богатств, однако многие формы участия в жизни родового коллектива влекли за собой действия и ответственность, определявшиеся именно таким "частичным" статусом. Законы, о которых подробнее речь пойдет ниже, регулируют и способы наследования внутри узкой формы большой семьи (если речь идет о земле, то исключительно внутри этой формы) в случае смерти одного из ее совершеннолетних членов. Так, если наследуемое имущество вообще могло быть разделено, все совершеннолетние члены семьи из четырех поколений могли претендовать на его долю, причем ее пропорциональная величина определялась целым рядом обстоятельств, включая близость к покойному (что, однако, совсем не было решающим фактором), а также положением, которое тот в соответствии со своим статусом занимал в обществе.
Таковы основные характеристики большой семьи в древнеирландском обществе. Для рассмотрения отношений собственности и связанного с ними общинного уклада мы предполагаем дополнительно привлечь еще некоторый материал из надежных источников. Это прежде всего свидетельства валлийских правовых установлений, затем археологические и аэрофотографические данные из Ирландии весьма важные в сравнении с археологическими данными из римской Галлии) и некоторые другие источники. Хотя они хронологически, типологически и стадиально не совпадают с ирландскими источниками, они все же открывают достаточно показательную информацию. Валлийские социальные нормы аналогично ирландским отличали полноправных соплеменников от "чужих" по происхождению. Человек, претендовавший на полные права, должен был иметь либо девять поколений предков, постоянно проживавших на определенной территории, либо четыре, если в каждом поколении устанавливались брачные связи с полноправной валлийской женщиной. Не вполне ясен вопрос о положении человека, находившегося, если можно так выразиться, на промежуточной стадии ассимиляции, т. е. насчитывающего недостаточное количество поколений

1. Автономная единица, эквивалентная ирландскому туату и называвшаяся gwlad, рассматривалась в валлийских законах как высшая форма родового объединения, что было отражено и в его названии (cenedl benbaladr). Переходя же к более узким родовым объединениям, мы можем констатировать наличие двух их основных форм. Одно из них состояло из девяти поколений, идущих от общего предка, и представляло собой второй по значению после племени автономный общественный организм. Как свидетельствуют источники, эта автономия находила свое выражение, в частности, в существовании зачатков публичных должностей, которые с очень незначительными отклонениями соответствуют ирландским: глава рода, мститель и представитель рода во внешних сношениях. Нетрудно заметить сходство с ирландскими aire echta, aire coisring и др. Требования, предъявляемые к главе такого родового объединения, касаются преимущественно его возраста. В Ирландии же мнение законов на этот счет было достаточно противоречивым. С одной стороны, отмечалось, что при прочих равных условиях предпочтение отдается старшему, хотя встречаются и выражения, что "не зуб старости дает право на это"
2. Принцип patria potestas в ирландском праве уже не предстает в качестве незыблемого абсолюта. Существенную параллель мы находим между ирландскими и валлийскими обычаями приема в родовое объединение людей, достигших определенного возраста. Как и в случае ирландского fer midboth, до четырнадцатилетнего возраста не имеющего никаких прав на землю своей семьи (и, более чем вероятно, живущего вне ее, на воспитании,- вспомним знаменитое место из Цезаря о том, что дети не показываются на глаза родителям, прежде чем будут в состоянии носить оружие; валлийский юноша в этом же возрасте вводится в свое родовое объединение, получая право владеть собственностью в земле и скоте. Известно, что ирландское право не предоставляло четырнадцатилетнему подростку полных прав, хотя и оговаривало возможность владеть землей на основании нечетко определенного "партнерства", очевидно с полноправным родичем. Лишь в двадцать один год он мог с полным основанием владеть принадлежащей ему частью земельной собственности со всеми вытекающими последствиями в отношении статуса. Неясность ирландского права по вопросу о юридической правоспособности человека с четырнадцати до двадцати одного года частично восполняется свидетельствами валлийской традиции, хотя несомненно, что ее данные отражают значительно менее архаические установления. Такая система норм предусматривает введение четырнадцатилетнего отпрыска потомка полноправного члена родового объединения в основные права, что, однако, символически удостоверяется представлением мальчика не главе объединения родичей, а стоящему над этим объединением лорду или господину, причем с этого момента новый член становится его "человеком". Однако лишь в возрасте двадцати одного года господин может предоставить юноше определенный объем земли или скота и требовать за это военной службы. В данном случае нет необходимости подробно выяснять отношения, возникавшие между господином (это понятие, как и в Ирландии, может покрывать различные реалии - от человека, стоящего во главе территориального объединения, до главы более или менее узкого родового коллектива) и вступающим в свои права членом большой семьи, однако необходимо предостеречь от существующей ошибки исследователей ир-ландского права. Несмотря на многочисленные неяс-ные детали описанного выше социального установления, речь, как и в службе с ирландским сё1е, может идти не о типично феодальном принципе держания земли, а скорее о распространенном именно в родовом обществе принципе связи сородичей между собой и с главой своей социальной ячейки. Кроме того, и для истории Ирландии это чрезвычайно важный момент, фигурирование земли в качестве предоставляемого богатства было ограничено определенными статусами владельцев и для составителей законов было сравнительно недавно возникшим явлением. Вопрос о различии ирландских норм от феодального держания был исследован Мак-Нейллом. Рассмотрим более узкую форму существовавшей в валлийском обществе родовой организации, которая типологически соответствует упоминавшейся выше ирландской geilfine и включает четыре поколения общих предков. Памятники применяют для ее обозначения термин wele или gwely. Прежде всего необходимо отметить, что, как и в Ирландии, она была предельно широким организмом, внутри которого происходило наследование имущества. Законы, а также другие документы детально предусматривают правила наследования в случае смерти члена wele, и в частности процедуру раздела земли между представителями одного поколения, т. е. братьями, двоюродным братьями и, наконец, даже правнуками общего предка. Почти все известные источники сходятся в определении порядка этой процедуры, хотя она могла быть осложнена рядом дополнительных обстоятельств, к примеру наличием на подлежащей разделу земле каких-либо построек или сооружений. Один из документов, достаточно характерный, описывает процесс раздела имущества между братьями
3. Из него нельзя ничего заключить о характере земельной собственности, но зато можно вывести существование (как и в Ирландии) теснейшей связи между семьей из четырех поколений и занимаемой ею землей {ирл. fine и fintin, вал. wele и tir gwelawe). Попытаемся далее ответить на вопросы о том, каков был характер владения (или прав оккупации) большой семьей всем комплексом используемой ею земли, какие факторы определяли разнообразные права членов ее на свои участки и как соотносился надел семьи с остальным земельным фондом племени. Чтобы правильно ориентироваться при их рассмотрении, нельзя упускать из виду, одну деталь, а именно двусторонний процесс выделения из большой семьи новых семей того же порядка, которые тем не менее до определенного предела не противоречили существованию первоначальной формы. На практике дело обстояло таким образом, что в случае смерти общего предка -главы wele - сыновья (как и в Ирландии) становились главами новых wele, хотя еще и не происходило раздела между внуками умершего. Таким образом, термин tir gwelawe может относиться ко всему комплексу земель, который обеспечивал существование уже выделившимся, но еще неокончательно отделившимся родственным организмам. Мы видим, что в реальной жизни и регулирующих ее социальных нормах (наследование, приобретение полноправного статуса, а также ряд других) главенствовала родовая группа из четырех поколений общего предка. Уже это должно было бы предостеречь от признания за ирландской фине лишь характера юридической абстракции. Разные формы большой семьи несли разные типы ответственности за действия своих членов. Теоретически глава "фине" (agae fine) отвечал за все обязательства как договорного, так и уголовного характера, касающиеся членов семьи. Однако очень рано появилось отраженное в законах право требовать возмещения за действия, совершенные членом "фине", от ближайшего к нему по родству. Общая ответственность все более теряла свой экономический характер и распределялась между расширяющимися кругами "фине". В отношении самых тяжелых проступков и преступлений действовал принцип - чем тяжелее проступок, тем более широкой должна быть ответственность. Один ирландский -трактат говорит: "Deirgfine та, что пролила кровь, от нее не идет наследство, она не получает части племенной земли, хотя она платит за преступления своих родичей". Здесь прямо подчеркивается отсутствие чисто экономических связей внутри объединения такого рода. Тем не менее нельзя отрицать их вероятность на более ранней ступени развития общества, главным образом на скотоводческой стадии хозяйства. Более того, связи эти все же сохранялись и в эпоху составления законодательных сборников в виде элементов общинных отношений. Итак, в рассматриваемое нами время основной экономической единицей была узкая форма большой семьи. Большая семья могла исключить из своих членов человека, который постоянно совершает противоправные действия и ставит под угрозу ее благосостояние. В этом случае она должна была дать за него возмещение вождю и церкви, которые лишались причитающихся от соплеменника службы и податей. В таком случае человек становился буквально изгоем и всякий мог безнаказанно лишить его жизни. Однако стоило кому-либо из родичей дать изгнаннику нож, горсть зерна или позволить распрячь коня на своей земле, как тот снова приобретал утраченные права. В таком случае большой семье пришлось бы снова повторить всю процедуру. Представляется необходимым кратко рассмотреть и еще один род свидетельств о социально-экономической жизни Ирландии того времени. Дело в том, что сейчас благодаря археологическим и особенно аэрофотографическим исследованиям можно проследить многие черты, характерные для ирландского общества. Возможность эта в некотором смысле уникальна, так как редкое постоянство условий жизни во многих районах Ирландии (сравнительно с другими кельтскими областями) обеспечило сохранность весьма древних памятников. Как уже говорилось, эпическая литература дает в наше распоряжение немалое количество сведений об образе жизни древних ирландцев, типах и характере устройства их жилища. Большое количество данных получено при анализе письменных памятников, многие из которых (и особенно законы) позволяют представить себе структуру хозяйства того времени. Тем не менее целый круг проблем, существенных именно для нашего исследования, остается в тени, если ограничиваться такими источниками. Это касается ряда важнейших количественных показателей (плотности заселения страны, числа и взаиморасположения построек разных эпох, вопросов объема и структуры посевных площадей и многого другого) и связанных с ними социально-экономических процессов. Они позволили прежде всего в целом оценить объем подлежащих исследованию объектов. Так, из письменных источников ученые уже сравнительно давно составили отчетливое представление об общем для всех слоев населения типе жилища, так называемом rath. Последний представлял собой различные (в зависимости от богатства и многих других причин) вариации системы укреплений из валов и рвов, устроенных с разной степенью тщательности и при помощи разнообразных материалов. Эти укрепления располагались в виде концентрических кругов (или круга), внутри которых были жилища и хозяйственные постройки родового объединения. Размеры и количество укреплений свидетельствовали о благосостоянии владельца и количестве клиентов, так как законы не раз упоминают о повинностях или скорее обязанностях последних участвовать в возведении лишнего круга укреплений. В случае наличия у обитателей rath низшего статуса и меньшего богатства сооружения скорее напоминают загоны для скота и защиты от диких животных, чем укрепления в собственном смысле. Впрочем, нужно заметить, что вне зависимости от структуры укреплений они никогда не служили для отражения организованных и правильных нападений. Их целью было действительно дать защиту скоту и отразить неожиданные, но и недолговременные грабительские рейды, упоминаниями о которых пестрят наши источники. Упомянутый тип поселения был распространен в Ирландии исключительно долго, что во многом затрудняет работу ученых, занятых их исследованием. Наиболее ранние памятники относятся к первым трем векам нашей эры, однако встречаются и построенные (сохранявшие, кстати, все основные типовые черты rath) уже в XVIII в. Конечно же, памятников первой группы подавляющее большинство. Тем не менее точная их атрибуция и установление тенденций количественного роста и распространения этого типа построек требовали археологических раскопок широкого масштаба, который стал особенно очевиден, когда при помощи аэрофотосъемки было установлено хотя и не окончательное, но все же приближающееся к действительно-му количество rath в Ирландии. Оно превзошло все существовавшие до этого примерные подсчеты - общее число памятников превысило 30 000. Не надо забывать, что следы многих из них безнадежно пропали, особенно в районах коренной перестройки системы сельского хозяйства, так что это число безусловно занижено. Полученные при аэрофотографических исследованиях материалы опубликованы еще далеко не полностью, однако и сейчас возможно оценить основные типы и направления развития древнеирландского жилища и, что очень важно, представить себе некоторые моменты хозяйственной деятельности его обитателей. Последнее касается прежде всего системы прилегавших к жилищу полей и менее показательных остатков устройства для содержания скота. К счастью для исследователя, контуры сельско-хозяйственного производства в ряде областей Ирландии практически не изменились со времени интересующей нас эпохи, что обеспечило удовлетворительную сохранность древнего размежевания посевных площадей. В подавляющем большинстве случаев они непосредственно прилегают к укрепленному поселению и представляют собой чрезвычайно нерегулярно очерченные участки полей, иногда со следами разделявших их пограничных линий из камня. Крайне редко некоторое подобие симметрии достигается расположением полей в виде как будто расходящихся из центра круга лепестков. Межевание полей в виде комбинации регулярных прямоугольников в принципе необычно для древнеирландского земледелия, и исключительные случаи такого расположения (в графстве Уексфорд) могут быть предположительно отнесены к следам деятельности викингов. Необходимо отметить и еще один важный вопрос, возникший в результате аэрофотографических изысканий (впрочем, как нам кажется, разрешение его без привлечения письменных источников невозможно). Еще при наземном наблюдении было замечено, что в некоторых случаях поселения типа rath имеют тенденцию группироваться рядом друг с другом, причем в такого рода группировках преобладают сравнительно простые и неразвитые типы построек. Все свидетельствует о том, что жители этих поселений совместно занимались сельским хозяйством, причем почти исключительно земледелием. Воздушная съемка позволила установить, что число их было значительно большим, чем предполагалось, и отделить эти комплексы от более внушительных одиночных поселений, в которых, кроме того, следы занятий скотоводством значительно более выражены, чем в первых. Хронологически указанные типы поселений современны друг другу и могут быть отнесены к дохристианскому периоду. Делались попытки связать различные формы жилища и хозяйственной деятельности их обитателей с процессами социального расслоения древнеирландского общества и выделить, с одной стороны, группу более зажиточного населения, в русле древних традиций занимавшегося преимущественно скотоводством, и слой мелких собственников земледельческой ориентации, вынужденных притом развивать как условие своего существования определенные формы кооперации. Вне зависимости от правильности этого предположения сама постановка вопроса единственно на этом материале лишена исторической перспективы, для представления которой надо учесть доступные нам из законов сведения о направлениях развития собственности на землю. Переходя к этому вопросу, уместно опять вспомнить предыдущую главу. Рассмотренный в ней вопрос о статусах в древнеирландском обществе имеет серьезное значение. В самом деле, .система статусов демонстрирует принципы, пронизывающие все отношения внутри ирландского общества,- все в нем зависело от меры отношений, в которые мог вступать член коллектива. Мера же эта в конечном счете сводилась к богатству, объему ценностей, детально писанных законами для каждого данного случая. Прежде всего речь, естественно, идет о скоте. Подобная направленность ирландского законодательства не раз заставляла исследователей видеть за ним общество, издавна и хорошо знакомое с институтом частной собственности. При ближайшем рассмотрении выясняется, что не только скот мог менять своих обладателей, но в определенной степени и земля. Ниже нами будут рассмотрены трактаты, разбирающие правила отчуждения земельных участков. Вместе с тем существуют указания, что пользование земельной собственностью в пределах "фине" безусловно контролировалось (см. ниже). Сопоставление этих двух факторов - с одной стороны, документально засвидетельствованных прав коллектива на землю и, с другой, возможности или, лучше сказать, неизбежности, с которой индивидуальные человеческие действия определялись и определяли объем его собственности,- и приводит к противоречию, которое заставило столь крупного ученого, как Е. Мак-Нейлл, квалифицировать собственность внутри фине как "коллективную, но безусловно частную". Само это определение может показаться несколько непоследовательным, но ниже мы постараемся проследить, есть ли противоречивость в указанной характеристике собственности. Вопрос этот, по нашему мнению, и есть вопрос об общине, вовсе не снимающийся протестом против несколько наивного коллективизма "клановой теории", исходившей из якобы господствовавшей изначально общей собственности на землю в пределах клана-племени. Дав выше общую характеристику валлийской большой семьи и ее связи с типом земельной собственности, мы заметили наличие обширных параллелей им в ирландском материале. Пришло время обратиться к этому вопросу подробнее. Из ирландских текстов выбран трактат Corus Bescna, который позволяет хотя бы косвенно среди прочих ирландских документов законодательного характера получить наиболее полное представление о правах и обязанностях членов большой семьи в отношении земельной собственности (перевод ирландского fine английским термином tribe ("племя") является, безусловно, неправильным, хотя и принят издателями). Здесь, как и во многих других случаях, мы имеем дело с разнородным целым, слагающимся из собственно текста (наиболее ценная и наименее объемная часть), а также примыкающих к нему глоссов и комментариев. Все эти части имеют несомненную, хотя и неравную ценность. Как мы считаем, применительно к данному трактату или, точнее, к данной проблематике, которая серьезно отразила те глубокие изменения в сельском хозяйстве Ирландии, которые произошли в V-VIII вв. и вызвали перестройку многих типов социальных отношений, при работе над ней легче учесть поздние напластования и отделить их от архаических слоев. Кроме того, поскольку многие черты социального строя Ирландии, связанные с земледелием и землепользованием, просуществовали на протяжении столетий, их значение было понятнее поздним комментаторам законов, чем смысл многих других разделов. Естественно, что это не исключает наличия многочисленных искажений, связанных с трудностями истолкования неясной для них терминологии и процедур. Трактат Corus Bescna посвящен, собственно, выяснению законных обстоятельств заключения различных договоров и сделок. Действительно, составители этого трактата сочли необходимым предпослать основной части ряд положений общего характера, описывающих устройство "фине" и взаимные обязанности ее членов. Из них мы узнаем, что вся семья обязана поддерживать каждого ее члена, а одной из главных обязанностей члена "фине" признается забота о ее собственности. Оговоримся об употреблении этого термина в смысле, который может проясниться, лишь когда набор признаков, связанных с этим институтом, будет достаточно полным. Обязанности эти проявляются следующим образом: родич не должен совершать зла по отношению к кому-либо из родичей (убивать, ранить, грабить) и особенно, подчеркивают законы, расхищать земельный фонд большой семьи. В случае, если к доле, полученной им как членом "фине", в течение его жизни ничего не прибавлялось (законы употребляют слово "приобретать", хотя, естественно, речь идет далеко не только об отношениях купли-продажи), то долг человека не уменьшать ее, не быть грабителем большой семьи. Даже если человек и не в достатке, то такие действия все же не поощряются, так как "любой будет в достатке, кто хранит свою семейную землю такой, какой она досталась ему, кто не оставляет на ней больших долгов, чем он нашел на ней". Долги могут иметь самое разнообразное значение, складываясь из суммы многочисленных возможных для владельца имущества обязательств, о ряде которых мы упомянули ранее. Требование не отягощать семейную землю, "внутренний мир" своей семьи внешними обязательствами красной нитью проходит сквозь текст законов. Если же в противоположность такому правильному поведению, как узнаем мы из другого памятника, владелец вовсе лишается своей земли, то это автоматически превращает его в "чужого" по отношению к своей "фине", в буквальном смысле слова в человека "без роду и племени", что является одной из коренных черт архаического мировоззрения. Какое же место занимали большесемейные наделы во всем комплексе используемых земель? Видимо, весь этот комплекс уместно разделить на пять частей:

1) земля, служащая источником дополнительного дохода вождю, притом лишь на то время, пока он испол-нял эти функции;
2) собственность людей, полученная ими разнообразными путями (имеется в виду кроме семейного надела), причем большей частью такие владельцы принадлежали к благородным статусам;
3) племенная земля, распределявшаяся между большими семьями;
4) фонд необрабатываемой земли, находив-шейся в совместном пользовании всей группы родовых коллективов - пользование ей, однако, было регулируемо, как кажется, не в пределах туата, а групп более мелких родовых коллективов;
5) свободные зем-ли, до поры неиспользуемые в хозяйстве.

Земли, входящие в первую и вторую категории, чаще всего становились объектом временного пользования со стороны разных групп свободного и полусвободного населения. Необходимо отметить и особен-но подчеркнуть следующее: на большей части территории Ирландии качество земли, пригодной для обработки,- и сейчас и в древности может оцениваться гораздо выше среднего уровня. Кроме того, земли, входящие в пятую из намеченных нами категорий, во время составления законодательных трактатов были еще весьма обширны, что тем более очевидно для более древнего периода. Эти факторы, как показывают многие сравнительные исследования общинного укла-да у разных народов, значительно влияли на один из традиционных признаков общины, а именно на свойственный ее устройству периодический передел земли между членами общины. При встрече в дальнейшем с отклонениями от классических норм этого института в Ирландии необходимо учитывать указанные моменты. Отметив коренные, с точки зрения составителей трактата, основы устройства большой семьи в ее отношении к земле, мы должны очертить круг законных форм пользования и отчуждения имущества, регистрируемых правом. Здесь, как и везде, понятия объекта и субъекта определенной процедуры неразрывно слиты - лишь определенные люди могут выступать в таких операциях полноправно, и, наоборот, самый факт участия в подобной сделке подразумевает личность полноправного человека. В том или ином смысле "неполноценные" (люди, нередко в прямом смысле - чисто количественно - материально не располагающие полным обеспечением прав в силу временного их отчуждения или полной потери по физическим или экономическим причинам) включают в себя несвободных держателей, умственно неполноценных, женщин, несовершеннолетних сыновей, а в ряде случаев даже и совершеннолетних, беглецов из рода и др. Все они, если затрагиваются их материальные интересы, должны сопровождаться людьми, под чьим покровительством они находятся. Остальные члены коллектива могут выступать независимыми участниками разного рода легальных процедур, охватываемых и регулируемых так называемым "законом племени". Corus Tuathe. Он делится на corus feine и corus fine, смысл которых должен быть понятен из выясненной выше терминологии. Трактат перечисляет содержание "закона фениев", называя среди его разделов пункты о совместной обработке земли, брачных связях ... предоставлении в пользование, "равных благах", приобретениях, контрактах и т. д. Под дей-ствие "семейного закона" попадают исконные члены родового коллектива, а также "те, кого они приняли среди своих". Исконные члены коллектива, по глоссе, есть "их сыновья и внуки", а принятые в него - те, кого называют "их иноплеменниками и посланными в море" (быть может, речь идет о принявших участие в эмиграции). Источником обоих разделов, по утверждению составителей сборника, является сочетание господствовавшего в Ирландии до прихода христианства "природного закона" и слившегося с ним "закона буквы". "Природный закон" определяется как закон "справедливых людей", очевидно полурелигиозной, полуюридической группы, известной и для Ирландии исторического времени. Подчеркиваем, что для исследователя, особенно старающегося проникнуть в смысл архаических установлений, не может быть безразлично отношение составителей законодательных сборников к имеющемуся в их распоряжении материалу, осо-бенно в свете некоторых адресованных законам критических замечаний, к которым мы обратимся ниже. Текст утверждает, что в языческой Ирландии царствовал "закон природы" и "закон пророчества" (recht faide), неразрывно связанные друг с другом и вместе образующие собственно "брегонские законы". Составители отмечают также, что законы эти были весьма совершенны и не нуждались в существенных добавлениях и изменениях, кроме того, что касалось веры и связанных с ней обязательств. "Закон буквы", кроме того, уничтожил лишь "излишнюю жестокость", характерную для брегонских законов. Любопытно также и утверждение, что в "природном законе" содержалось многое, не вошедшее в писанные установления. При явном оттенке позднейшего осмысления все эти моменты не лишены интереса. Интересно и совершенно очевидно, что такая регламентация была принята и масштабах всего обширного коллектива, так как определяла отношения прежде всего между членами автономных родственных объединений. "Закон племени" делился еще на две части, или комплекса, установлений. Одна из них регулировала отношения между полноправными членами коллектива туата (для нашей работы все установления этой части совпадают с "законом племени"), другая же - взаимоотношения членов "фине", и прежде всего раздел земли между ними. Примыкающая к отрывку о содержании "племенного закона" глосса определяет "фине" как "grin", т. е. термином, обозначающим исконных владельцев земли. Добавим, что и сама земля "фине" считалась "исконной", чему есть два объяснения: первое скорее миро-воззренческого порядка, второе - отличающее эту землю от вошедших вскоре в хозяйственный оборот ранее не обработанных площадей, имевших особую судьбу, о которой мы скажем ниже. "Фине", таким образом, предстает основной единицей, осуществляющей права на землю предков. Однако ее права предстают в довольно сложном переплетении. Неоднократно в древнеирландских текстах встречаются разделы, утверждающие единство и взаимосвязь членов родового коллектива прежде всего в том, что касается любых юридических процедур и облекаемых ими социально-экономических отношений. В этом смысле можно считать очень характерным место из Cain Aigillne, где большая семья уподобляется телу, согласно защищающему своих членов, глава же ее (который должен обладать мудростью и многими другими качествами) сравнивается с направляющей действия тела головой. Тот же документ более детально рассматривает отношения сородичей к имеющейся у них части большесемейного фонда земли, а также те права, которыми они располагают в смысле контроля над судьбой всей этой земли в целом. В свете дальнейших выводов важно, что трактаты не предусматривают никакого "публичного" контроля в этой области, если не говорить о влиянии главы родового коллектива. Впрочем, его функции нигде специально не уточняются и имеют скорее "репрезентативный" характер. Сородич не должен продавать землю (именно по-добные установления, по нашему мнению неправильно понятые многими исследователями, наводили их на неверные мысли по поводу ирландского общественного устройства), отчуждать, скрывать или отвечать ею за преступления, как свои, так и чужие. В этом последнем случае "фине" принимала коллективные меры, стремясь предохранить свой фонд. Выполняя эти нормы, член родового коллектива в то же время имеет право отвергать любые договоры или обязательства своих сородичей, за чьи преступления, обязательства и земельные дела он отвечает. Положение это было вполне естественным, и за некоторой усложненностью текстов законов можно заметить немало случаев их вполне конкретного применения, которое было постоянной составной частью ежедневной жизни коллектива. Как полагали составители сборников, людям, несущим немалую и, естественно, материальную ответственность за преступления и юридические отношения сородичей, необходимо пользоваться долей экономического благосостояния последних. Этот общий принцип, в изощренной форме действительный для более поздних типов общинных организаций, в ирландских законах выступает достаточно явственно. Законы перечисляют самые разнообразные типы сельскохозяйственных продуктов (количества меда с определенного веса, яиц, мяса, злаков и т. д.), на которые без каких бы то ни было специальных юридических процедур имеют право родственники, хотя детали, к сожалению, остаются нам неясными. Любой член "фине", как утверждают законы, равноправно (следует понимать - в соответствии со своим правом, т. е. статусом, материальной обеспеченностью и т. д., хотя в некоторых жизненно важных для "фине" случаях наблюдалось именно равноправие) участвует во всех затрагивающих ее интересы внешних сношениях, а также и в коллективной ответственности за действия ее членов. И здесь важнейшее значение имел статус человека, но, поскольку далее речь будет идти прежде всего о земле, применение этого критерия осложняется тем, что наличие земли и сам факт членства человека в определенном количестве были практически идентичными и могут быть признаны точкой отсчета жизни и дея-тельности любого человека. Говоря о правильном поведении сородича, охарактеризованном выше, законы порицают любые операции с землей, идущие во вред интересам "фине", и прежде всего ведущие к уменьшению ее земельного фонда. Трактат, посвященный так называемому "свободному" клиентству, устанавливает следующее положение, по которому любой, тайно отчуждающий собственность "фине" вовне, наказывается принудительным состоянием "несвободного" клйентства. Термин "наказывается" в современном понимании, как нам кажется, несколько затемняет смысл закона, который подразумевает ско-рее, что сам факт такого поступка, т. е. отчуждения части земли предков, неизбежно влечет за собой не ка-кое-либо публичное наказание, а сам по себе эквивалентен отнятию у человека не части его статуса, а именно положения свободного (т. е. самодостаточного) че-ловека. Мы видим, как постепенно параллельно с отношениями зависимости типа клиентских возникает дополнительное, но не менее важное ощущение жизненных, т. е. общих для любого статуса и формы зависимости, критериев существования человека - здесь важны его принадлежность к родовой организации и, следовательно, пользование определенным участком земли. Логически невозможно сказать, что из чего следует. Понятие свободы оказывается также далеко не однозначным. Именно поэтому опасно употребление таких терминов, как "свободный" и "несвободный" клиент и прочих в том же духе. Никакой договор и вообще ничто (ясно, что экономические процессы, приводившие на протяжении веков к постепенному хотя и очень медленному - разложению родовой организации, меняли это положение) не могло отнять у человека обеспеченности и защищенности со стороны коллектива и его норм. Отнятие такого рода свободы в прямом смысле делало жизнь всем "чужого" человека игрушкой обстоятельств. Однако сам факт отчуждения земли по ирландскому законодательству представлялся совершенно законным и, вне всякого сомнения, нередко встречался в действительности. Конечно же, ему соответствовали и постоянные возможности увеличения земельного фонда членов родового объединения. Нормы и правила отчуждения, прежде всего ограничивающие круг лиц, независимо допускаемых к такого рода процедурам (см. выше), складываются и из ряда других важных положений. Обратимся опять к Corus Bescna. Здесь сразу же устанавливаются жесткие ограничения для отчуждения земли. Суть их сводится к оценке операции отчуждения земли с точки зрения соотношения у отчуждающего семейного и приобретенного наделов. Для дальнейшего исследования этот пункт представ-ляется очень важным. Мы узнаем, что тот, кто приобретал землю, может отчуждать сколько ему угодно и без чьего бы то ни было согласия из добытого им самим, оставляя семейную долю нетронутой (либо, как добавляет составитель трактата, часть другой земли после себя для пополнения "финтиу" - семейной земли). Часть земли, изначально находившаяся в пользовании человека, в Другом месте называется "наследственной землей". Член "фине" при определенных обстоятельствах мог распоряжаться также и ею, но в любом случае, как мы видели, не "тайно". Обстоятельства эти были весьма многообразны, и в настоящий момент мы не можем исчерпывающе их рассматривать, а ограничимся лишь существенными для изложения фактами. Трактат говорит, что родичи (часто называемые "comarbe" (сонаследники) от "marb" (мертвый)), которые сохраняют семейную долю нетронутой, и те, которые ее увеличивают, не различаются по отношению к земле отцов (т. е. как бы с внутренней точки зрения), а лишь в смысле ее отчуждения. Если человек сумел прибавить к своей наследственной земле небольшой участок, то в случае "малой необходимости" он может передать ее вовне без согласия других, а если обстоятельства сложатся таким образом, что этой части ему будет недостаточно, то он может распоряжаться и семейной землей, пока этот объем не превысит ее трети и обязательно "после получения согласия". Тот же, кто приобрел мало и в подобном случае распорядился без достаточного основания, лишается в дальнейшем свободы действий вне зависимости от обстоятельств. Обстоятельства эти в достаточно общей форме могут быть следующими: "Человек может отдавать свою землю в четырех случаях: в связи со своими законными обязательствами, как ответственность за свое тело, как дар церкви за здоровие своей души и для поддержания его в старости, и тогда он отдает семейную долю, а не долю главы или церкви". Это положение требует пояснений. Первые два пункта достаточно понятны - речь идет об обязательствах, которые будут рассмотрены ниже и касаются таких случаев, как возмещение за проступки при контрактах о совместной обработке земли и пр., а также ответственность за уголовные преступления. "Поддержание в старости", частный случай института, рассмотренного в предыдущей части работы, обычно обеспечивалось за счет передачи доли семейной земли кому-нибудь в пределах самой "фине", чаще всего сыновьям. Все же, если по тем или иным причинам сами члены семьи отказывались или не могли исполнять такого рода обязанности, человек, правда на условиях временного договора, мог вступить в соглашение и с членом чужой "фине". Другой пункт, а именно передача земли церкви, требует пояснений более общего характера. Как отмечалось издателями корпуса ирландских законодатель-ных текстов, а также одним из первых его комментато-ров, статьи закона, регулирующие процедуру отчуждения, в качестве контрагента имели преимущественно церковь. Однако невозможно согласиться с том, что интересующие нас социальные установления применялись исключительно по отношению к церковной организации, хотя и совершенно естественно, что сама эта организация (и давно развившиеся в ее недрах социальные нормы) стала в Ирландии, особенно в условиях активной ферментации в области земельных отношений, что совпало с эпохой составления основных законодательных сборников, своего рода катализатором развития этих установлений. Практически для любой другой европейской страны можно было бы столкнуться с утверждением, что сам компилятор был представителем церковной среды, однако в нашем случае такое предположение не является единственно возможным. Исходя из этого, мы и в дальнейшем будем предполагать, что применительно к нашей проблеме мы имеем дело, быть может, с наиболее чисто выраженным типом интересующих нас отношений, однако зародившихся под влиянием иных причин и в иной сфере, на которую также в полной мере распространялось их действие. Хотелось бы остановиться еще на одном обстоятельстве, небезыинтересном в сравнительно-историческом плане. Говоря выше о группах населения, в силу того или иного типа "неполноценности" стоящих вне обыч-ных норм жизни свободного человека, мы не упомянули еще об одном разряде населения, также выделявшемся в среде родовых коллективов. Речь идет об уже упоминавшихся аез аапа - широкой категории людей: от поэтов и прорицателей до юристов и представителей различных ремесел. Не занятые непосредственно в процессе производства, однако крайне высоко ценимые в ирландском обществе, они получали земельный участок (реально, по всей видимости, добываемые на нем продукты; на каких условиях осуществлялась его обработка, сказать трудно), распоряжаться которым они могли со сравнительно большей свободой. Показательно, что и здесь отразилось в некотором смысле "экстерриториальное" положение представителей этого круга. Законы различают случаи, когда аез аапа получали свою профессию в родопом коллективе и практиковали ее в основном для его нужд и когда их деятельность имела более широкие масштабы. В первом случае свобода распоряжения земельным участ-ком значительно стеснялась. Подобные установления мы находим и на другом полюсе индоевропейского мира-в Индии. Нормы, касающиеся допустимого размера отчуждаемой земли для каждого данного случая, усложнены настолько, что дать их связную картину вообще вряд ли возможно (частично это положение может измениться с появлением канонического издания законов с четким разделением всех страт корпуса; пока же исследователи, как и автор настоящей работы, не имеющие ни доступа к рукописям, ни' специальных знаний для их обработки, часто не имеют твердой почвы под ногами). Тем не менее многие их черты достаточно понятны. Мы часто сталкиваемся с выражением "треть большой семьи" . При любых обстоятельствах и вне зависимости от юридического казуса, влекущего за со-бой материальную компенсацию, человек был обязан сохранить минимум две трети доставшейся ему семейной земли нетронутой. Это считалось "правом фине". Выделяя случаи "малой" и "большой" необходимости, законы предписывают в первых из них распоряжаться своим приобретением и третью семейной земли, а во вторых - приобретением и двумя третями, т. е. оставляя треть земли нетронутой. Земельные участки могли отчуждаться, чаще всего временно, и в пределах семейной территории. Происходило это обычно между ближайшими родственниками (законы говорят почти исключительно об отношениях между отцами и сыновьями), из которых кто-либо, достигнув преклонного возраста или но иным причинам потеряв возможность обеспечивать себя со своего участка, передавал его другому, чтобы тот "поддерживал", "обеспечивал" его. Закон предусматривает и сохранение права отца отнять земельный участок у сына, если тот не выполнял взятых на себя обязательств. В этом случае он мог повторить ту же операцию с членом более широкого семейного объединения или с человеком "внешней" семьи. По всей вероятности, в этом последнем случае после смерти исконного владельца земля возвращалась в семейный фонд, однако в случае внутрисемейной сделки есть основания полагать, что земельный участок переходил к сыну или другому ближайшему родственнику, добросовестно выполнявшему взятые на себя обязательства. При специфике переделов земли и процедур наследования, о которых мы скажем ниже, эти договоры имели свое значение в распределении земельного фонда внутри большой семьи. Неясно все же, была ли эта черта архаичной, и оказала ли она влияние на историческое развитие ирландских родов. Очевидно лишь, что в период редакции законов, и особенно составления глосс и комментариев, подобные казусы были весьма распространены: учтены многочисленные случаи перехода вместе с землей связанных с ней обязательств (которые не нужно смешивать с более поздними феодальными институтами), не лежавших на ней в момент получения первоначальным владельцем, и отказа в этих случаях от исполнения договора. Таково в существенных для нашего изложения чер-тах было отношение "фине" к занимаемой ею земле и нормам ее использования. Добавим лишь, что вопреки бытовавшим в свое время утверждениям о том, что отсутствие в ирландском праве (в противоположность большинству народов архаической стадии развития) религиозных церемоний магического характера, связанных с владением и передачей земельных участков, характеризует его как менее архаическое и хорошо знакомое с институтом частной собственности, законы засвидетельствовали такие установления. Само по себе это, однако, ничего не говорит о характере собственности. Ниже мы еще вернемся к земле "фине" - "финтиу" и связанными с ней проблемами, сейчас же необходимо обратиться к другим вопросам. Исходной точкой для дальнейшего исследования будет постоянно проводящееся в законах различие между участком семейной земли, находящимся во владении родича, и "приобретенным" наделом, пользование которым регулировалось особо. По нашему мнению, именно здесь лежат корни исторических противоречий, которые характеризовали ирландское общество того времени. Эта "приобретенная" земля может явиться своего рода хронологическим указателем и ц отношении анализа законодательных трактатов, и для исторического развития вообще. Скотоводство издавна было основным занятием жи-телей Ирландии, но вопреки единодушному мнению античных авторов о неблагоприятности климата страны для земледелия (игравшего действительно подчиненную роль в то время) оно начало бурно развиваться приблизительно с V-VI вв. Нам важны прежде всего его последствия для со-циальной структуры общества. Обилие необрабатываемой, но пригодной для земледельческого труда земли делало ее цену сравнительно со скотом невысокой даже в период редакции законов. Об этом достаточно ясно свидетельствует трактат Fodla Tire. Скот по-прежнему сохранял свою роль мерила общественного положения человека и основной ценности. Вопреки убеждению некоторых исследователей частная собственность на скот сложилась гораздо раньше, чем на землю, и за счет неравенства богатств общественное расслоение было уже достаточно ощутимо. Естественно, что это не могло не сказаться на дальнейшем развитии экономики. Оценка основных его этапов (прежде всего в плане отношений собственности и пользования землей) во многом зависит от принятой тем или иным исследователем исходной точки. Мы уже говорили, что, по нашему мнению, совершенно неправильно считать таким исходным собственником все племя (туат), для чего нет никаких данных в текстах известных нам документов. Такая позиция начинает с исторических обобщений, вместо того чтобы прийти к ним в результате анализа, исходным моментом которого непременно должно быть понимание социальных отношений с точки зрения их непосредственных участников. Конечно, при господстве скотоводства в системе экономики большая часть земель племени находилась в общем пользовании под выпасами, хотя и те использовались на основании соглашений между несколькими основными хозяйственными ячейками -"финами". Это положение в значительной степени сохранялось и позже, но неправильное мнение о собственности всего племени на землю не учитывает того, что само выражение "вся земля" имеет лишь видимость смысла, и той черты мировоззрения эпохи, которая определяла несравнимость различных категорий земель. Теряя землю на территории большой семьи, человек в буквальном смысле слова терял самого себя, в то время как отношение к другим используемым категориям было совершенно иным. Немалую роль здесь играли и степени родственных отношений. Мы уже говорили, что эти отношения в пределах племени принадлежали скорее к области преданий, в то время как связи между членами различных подразделений "фине" находились в пределах оперативной памяти ее членов. Тем самым и все отношения владения землей могли регулироваться лишь в пределах большой семьи. Прежде чем мы обратимся к этому вопросу более подробно, не нужно забывать, что если встать на точку зрения самих ирландцев или, более конкретно, составителей законодательных трактатов, то с полным пра-вом мы можем утверждать лишь следующее: определенные формы общежития были границами определенного рода отношений, что, если не исходить из предвзятых позиций, уже достаточно много, Так, все вопросы операций отчуждения и пользова-ния землей решаются в пределах "фине" (причем, как мы видели, ясно различаются "внутренняя" и "внешняя" направленность действий), в то время как, скажем, правовые процедуры, касающиеся обработки земли, и некоторые другие имеют более широкие рамки. Все это необходимо постоянно иметь в виду при оценке критерия отчуждения земельных участков, которым часто оперируют исследователи. От правильной по-становки этого вопроса зависит решение и такой кар-динальной для изучения общинного устройства проблемы, как "верховный контроль" (можно найти и другое определение) общины над ее землями и соответственно вопрос о принципе собственности внутри нее (ее трудовой характер). Однако для этого нужно более подробно исследовать развитие хозяйства. Здесь мы будем вынуждены снова коснуться уже затронутых нами вопросов о разложении свободного населения и системе клиентных отношений, правда под особым углом зрения. Мы повторяем, что частная собственность на скот была хорошо известна Ирландии архаического периода и не могла не оказать влияния на дальнейшее развитие экономики. Буквально каждый параграф ирландских законов упоминает те или иные породы домашних животных, причем немалое место среди них занимают пахотные. Частная собственность на скот была основой института ирландского клиентства. Rath, предоставлявшийся клиенту, состоял в огромном большинстве случаев из скота (вспомним приводившийся выше параграф закона про собственность окайре, из которого видно, что предоставление клиенту земли было чрезвычайно редким), причем показательно, что мы не наблюдаем с течением времени никаких изменений в том, что касалось существа предоставляемых благ. Однако естественно, что породы пахотного скота должны были приобрести немалое дополнительное значение в связи с изменениями в земледелии. Именно тут и стало более резким то социальное неравенство, которое уходит кор-нями в гораздо более древнюю эпоху. Так, одна рукопись сообщает, что до времени сыновей Аэд Слане (последняя треть VII в.) земли Ирлан-дии не были размежеваны и народ не сооружал границ между полями из камня или другого материала. Границы эти возникают, таким образом, явно в связи с переменами в экономической жизни, хотя еще тогда, когда проблема нехватки обрабатываемой земли но стояла. В интересующее нас время (VII-VIII вв.), когда существовали еще весьма широкие возможности оккупации пустующих земель, мы встречаем в законах свидетельства того, что ранее всего освоенные и обжитые их части находились в руках свободных членов родовых коллективов. Однако имущественное расслоение, зашедшее к тому времени достаточно далеко (вспомним описанные выше трактаты о статусах с их многочисленными квалификациями типов богатства со все усложняющейся структурой общества), сделало положение свободных общинников значительно более сложным. Дело в том, что значительная их часть не располагала достаточными средствами для независимого ведения хозяйства. Это общее положение влекло за собой ряд последствий: изменение характера института клиентст-ва в сторону новых форм зависимости, пауперизацию ряда категорий населения (однако медленную и не сыгравшую в масштабе общества значительной роли), появление новых форм общинных отношений (частично за счет трансформации уже существовавших). Всему этому противостояла консервативная тенденция сохранения родовых объединений, одним из важнейших результатов которой было поддержание в обществе, баланса между новым и более древним слоем общинных отношений (выражение "слой" достаточно условно, его содержание будет раскрыто ниже). Здесь мы несколько предвосхитили конечные выводы исследования. Вот каковы основные черты этого процесса. Законы о статусах фиксируют, видимо, сложившиеся за короткие исторические сроки прослойки населения нового типа. В качестве примера можно привести статус окайре, о котором сами законы недвусмысленно утверждают, что необходимость в его выделении обнаружилась сравнительно недавно (Crith Gablach ¬ 10). Но по степени внимания источников к нему и по многим другим признакам мы можем с уверенностью считать его одним из наиболее широко распространенных в ирландском обществе того времени. Располагая всего одним быком, окайре не мог самостоятельно обрабатывать свой участок (считалось, что обычно на упряжку полагалось четыре животных, хотя чаще всего использовались два), но, как утверждают законы, мог на основе свободного соглашения вести хозяйство совместно с кем-либо. Основная, выде-ляемая в законах триада статусов -"окайре", "боайре" и "мруигфер"- во всех отношениях характерна для этого периода. Рискуя допустить некоторое упрощение, мы все же полагаем, что из них лишь статус "боайре" имел независимое значение. При попытке выяснения соответствия между этими статусами нельзя формально подходить к свидетельствам законов об объеме их собственности. Мы видели, какая запутанная картина получается при подсчете количественных характеристик законов. Но даже такой простой факт, что "мруигфер" ("человек земли") не упоминается в законах, посвященных землевладению и землепользованию, уже может навести на некоторые размышления. В этом смысле предположения Д. Винчи о взаимоотношениях статусов "боайре" и "мруигфера"39 могут быть основаны на смешении реального положения вещей и их отражения в законах. Так, в качестве критерия отсчета в них могла приобрести значение фигура "мруигфера", т. е. человека, независимо распоряжавшегося полным количеством земли в отличие от "окайре" и "боайре", обладавших соответственно ее четвертью и половиной. Отчетливее всего перемены видны в институте клиентства. Два вида клиентного состояния, которые мы условно называли "свободным" и "несвободным", претерпели за время своего существования немало перемен. Его ранние формы в принципе мало отличались от описанных Цезарем аналогичных институтов в Галлии, которые соответствовали "свободному" типу и сохранились в Ирландии до середины I тысячелетия н. э. и даже позже. Клиентство, восходящее к очень глубокой древности, само по себе не может считаться индикатором имущественного неравенства и эксплуатации. Пронизывая структуру ирландского общества буквально на всех уровнях, оно уходит корнями к устройству и функционированию патриархальной семьи. Любопытно, что даже в рассматриваемую нами эпоху раздел о такого рода отношениях был включен в достаточно архаичный трактат о семейных отношениях (Cain Lanamna). Основой клиентства была практика утверждения свободного члена общества в его правах через предоставление ему при достижении совершеннолетия определенного объема материальных благ для ведения независимого хозяйства и обеспечения материальной же ответственности за свое участие в жизни коллектива, а также за нарушение принятых в нем норм. Если же мы посмотрим на этот институт в масштабе более широкого социального объединения, то характер его существенно меняется. Устанавливая для обеих форм клиентства свободный выбор сторонами друг друга как незыблемое условие их законности, трактаты вводят и некоторые ограничения. Член племени уже не может отказать королю своего племени в принятии от него состояния свободного клиентства (мы помним, что обмен залогами символически связывал короля племени со всем его населением в лице народного собрания -"оэнаха"). Для короля же большое число клиентов обеспечивало прежде всего политические и военные, а не чисто экономические выгоды. Понятно, что первые с течением времени стали существенно влиять на последние и привели к сосредоточению в руках определенной прослойки племени значительных богатств, и прежде всего скота. Этот процесс, по нашему мнению, соответствовал выделению из более или менее однородной массы населения упоминавшихся выше grad Flatha - правящих стату-сов (см. гл. 2). Бросается в глаза несоответствие по объему трактатов, рассматривающих "свободную" и "несвободную" формы клиентства с явным преимуществом последней. Характеризующие ее разделы отличаются гораздо большей конкретностью и, если можно так выразиться, чувством реального наполнения юридических норм. Представители несвободного состояния кажутся гораздо более многочисленной группой, чем ранее превалировавшие свободные клиенты. Процессу явной социальной деградации определенных слоев населения противоречил ряд факторов, которые коренились в самом устройстве ирландского общества или были следствием более или менее сознательной оградительной реакции родовых коллективов. Сосредоточение материальных благ в руках некоторых статусов вызвало к жизни ряд правовых норм, направленных на предотвращение свободного доступа в их среду. Получение статуса в высшем слое общества требовало от "боайре" наличия имущества, вдвое превышающего по объему необходимое по квалификации данного статуса. С повышением роли богатства в жизни общества то жо самое произошло и в низших статусах, в частности по отношению к "окайре". Но несмотря на эти моменты, родовые коллективы стремились предотвратить выпадание своих родичей из среды свободных и полноправных людей, могущих обеспечить свой статус. Даже самые несвободные формы клиентного состояния предусматривали сохранение независимого от влияния господина участка родовой земли и некоторого количества движимого и недвижимого имущества, дававшего индивиду возможность пользоваться правами члена общины и ее защитой. Всячески подчеркиваемый законами добровольный характер принятия на челове-ка обязательств свободного и несвободного клиентства в реальных условиях был скорее юридической абстракцией, разрушавшейся под воздействием реальных экономических причин, определявших подобный выбор. Кроме того, возможность прекращения клиентного состояния могла реализовываться, естественно, с соблюдением всех оговоренных условий. Тщательная детализация как этих условий, так и состава периодических выплат клиентами направлена на предотвращение воз-можности эксплуатации лиц этого состояния вне до-пустимых пределов. Если даже стремление законов к ТАКОЙ регламентации не полностью отражало положе-ние вещей, то все же оно довольно знаменательно. Однако у нас есть данные, заставляющие полагать, что своего рода "пауперизация" свободных членов коллектива постоянно имела место. Роль клиентства в ирландском обществе, которое, как мы видим, не подрывало основ традиционной кровнородственной общины, тесно связана с вопросом о положении племенной знати и особенно глав родовых объединений, которое интересует нас прежде всего с точки зрения земледелия и землепользования. По нашему мнению, две крайние точки зрения, бытующие и до сих пор в оценке власти племенных вождей и глав других родовых объединений, не являются справедливыми, что, впрочем, было замечено уже давно, так как и сами они имеют долгую историю. Ни та, которая стремится представить свободное население с давних пор притесняемым вождями, ни та, которая изображает их всего лишь своего рода функционерами, получавшими за исполнение своих обязанностей несколько большую долю земли и других богатств при полном контроле коллектива, не отражают реальности. Ни ссылки на распространенный обычай "постоя" или подчас обременительную натуральную дань, ни акцент на строгую регламентацию привилегий знати не являются определяющими. Между тем роль и функции глав родов и племен были довольно схожими и претерпевали схожую эволюцию. Сакральная роль их была значительна с древнейших времен и не иссякла даже в христианизированной Ирландии. Король же, кроме того, как мы узнаем из одной архаической поэмы юридического содержания, был гарантом прав всего коллектива на занимаемую им территорию, что выражалось прежде всего в соблюдении им ее правильного раздела. Регулирование же землепользования в пределах большой семьи во многом зависело от ее главы. Власть и тех и других возрастала путем сосредоточения в их руках значительных богатств и вытекавшего" из этого повышения количества так или иначе зависимых от них людей, что в рассматриваемую нами эпоху становится одним из важнейших их признаков. При описании функций главы семейного объединения закон говорит, что, помимо различных достоинств (незапятнанность дурными поступками, опытность и др.), он должен обладать еще и богатством. Оно нужно ему, в частности, для защиты земельного фонда "фине" от разнообразных посягательств и следствий неправильных договоров, но еще и потому, что по этому критерию определялся социальный и юридический вес индивида. Генри Мейн совершенно справедливо определяет положение вождей следующим образом: "Первое отличие благородных рангов, естественно, покоилось на мнении, что они неотделимы от чистоты и благородства происхождения, но благородное рождение всегда рассматривалось связанным с богатством, и тот, кто заполучал его, постепенно занимал то же положение, которое досталось бы ему по праву происхождения. Новым в этой системе представляется осознание положения знати как собственно статуса (в смысле определенного слоя, а не части системы статусов.- С. Ш.), глубоко коренящегося в структуре общества, но на практике всегда обновляющегося". Последствия роста богатства и влияния определенного слоя общества не были неожиданными. Понятно, что во вре-мена бурного развития земледелия и освоения новых земельных площадей контроль главы родового коллектива над распределением их в сочетании с практикой предоставления средств для их обработки повышал его реальную власть и могущество. Обратной стороной этого было расслоение в среде свободных, правда вторичное и лишь обострившие ряд уже наметившихся ранее противоречий. Выделение из традиционной кровнородственной общины ряда категорий людей (как сохранявших свободный статус - "окайре", так и находившихся на пути от полусвободного к несвободному положению -"фу дири"), хотя и не угрожало существованию этой общины, но со временем способствовало эксплуатации и усилению позиций знати. Положение находившихся в клиентных отношениях соплеменников могло, естественно, только ухудшаться. Эти же причины приводили к тому, что значительная часть земли стала находиться пусть и под косвенным, но все же более ощутимым контролем глав родовых коллективов. Важно отметить следующее: кровнородственные отношения с течением времени деформировались, но не отмирали, составляя древний, издавна определявший жизнь общества слой общинных связей. Не на смену ему, а рядом с ним появился и новый слой - с характером скорее соседским, тяготеющим к сельской общине. Существенной особенностью ирландской социально-экономической истории было то, что оба эти слоя сосуществовали в течение длительного времени, т. е., проще говоря, один и тот же человек (конечно, не лишившийся вовсе свободного состояния), будучи членом "фине" и имея землю на ее территории, в то же время вступал и в другие отношения с членами коллектива (или нескольких подобных коллективов), занимаясь сельскохозяйственным трудом на новых землях и на основе кооперации. Сравнительное равновесие между этими двумя укладами сохранялось в Ирландии крайне долго и, быть может, легло в основу многих представлений о застойности и архаизирующих тенденциях ее развития. Из сказанного ясно, какие трудности встают на пути определения существенных черт ирландской общинной организации и ее эволюции. Можно ли утверждать, как это делали сторонники "клановой теории", что со временем собственность на землю всего племени сменилась собственностью больших семей? По-видимому, нет. Не более правильным, как нам кажется, будет и приведенное выше утверждение, что собственность в ирландском обществе была коллективной (в смысле формы), но безусловно частной. И там, и тут на первое место выступает критерий отчуждения собственности, хотя, как мы видели, сами законы наталкивает на дифференцированный подход к нему. Что же за коллектив и что за положение делают в этом обществе человека человеком и позволяют ему вступать в любые юридические отношения, в частности отношения собственности и ее отчуждения? Таким коллективом была в ирландском обществе большая семья, и мы можем прийти к парадоксальному выводу, что именно членство в коллективе, где отчуждение было невозможно или крайне ограничено (что безразлично, ибо нелепо думать об отчуждении всей земельной доли человека в семье), делало возможным отчуждение им имущества в других случаях. Противоречие здесь тем не менее лишь видимое. Этот второй слой общинных отношений, о котором мы только что говорили, возник не на пустом месте. Традиции совместного ведения хозяйства с акцентом на скотоводстве и коллективного распоряжения необходимыми для этого угодиями уходят в далекое прошлое. Законы же, отражая происшедшие в экономике перемены, лишь резче подчеркнули роль большой семьи в вопросах землевладения и землепользования ". Такое разграничение вовсе не исключало существования более обширных коллективов (прежде всего более широких форм большой семьи) со связями также общинного характера - общими правами и обязанностями, типами кооперации и т. д. Увеличение роли земледелия и связанные с этим процессы лишь осложнили характер этих связей и частично способствовали более глубокому социальному размежеванию среди охваченных ими людей.
В хозяйственной жизни формы взаимодействия между членами различных подразделений большой семьи или разных семей были достаточно многообразны. Законы упоминают о совместной обработке зерна и связанных с этим процедурах, приспособления, о пользовании многочисленными угодьями, о коллективной ответственности за общественные работы и т. д. Кроме всего прочего, нередки были случаи совместной обработки земли не только в пределах большой семьи, но и членами разных родовых объединений. Практика свободного соглашения в этой области была, очевидно, издавна укоренившейся. Ряд сведений об этом можем получить из трактата о семейных отношениях. В законах встречаются и другие интересные, хотя и не всегда подробно освещенные положения. Так, безусловно, практиковалась сдача земли внаем. Законы четко разграничивают варианты этой процедуры. В основе сделки мог лежать частный договор (в таком случае стороны сами определяли его сроки и содержание) или зафиксированные в законах положения на этот счет. Если земля отдавалась под пахоту, использование лугов и воды, то сдающему причиталась треть всего, что произрастет на этой земле. По мнению "некоторых законников", нанимающий должен был отдать и треть всей рабочей скотины, хотя бы она и не "приумножилась" за срок аренды. Законы устанавливают и правила соответствий между различными видами сельскохозяйственной деятельности. Земля, взятая внаем исключительно под выпасы, условно приравнивалась к семи коровам, из которых одна в конце года причиталась хозяину участка. Одна восьмая часть коровы полагалась за любое количество откармливаемых на земле овец и т. д. В случае незаконной распашки земли ее владельцу причитался штраф в размере пяти сетов и весь полученный на поле продукт. Размер возмещения мог варьироваться в зависимости от личности нанимателя. Если он был местным (aurrad), то размер штрафа был наибольшим, т. е. указанным выше; чужой человек (deorad) платил половинное возмещение, а чужеземец, прибывший из-за моря,- одну четвертую часть. Чужаком в данном случае, по разъяснению самих законов, мог быть человек, оставивший свою собственность в другом племени и пожелавший жить и заниматься хозяйством на новых землях. Лишь через несколько поколений его потомки могли претендовать на полноправиое существование в принявшем человека племени. В одном из текстов уточняются интересные условия совместного ведения хозяйства двумя людьми, заключившими между собой соглашение "с мая по май". Варианты договора могли быть различными, но, по-видимому, наиболее частым было объединение земли и скота, принадлежащих разным людям. Первая сложность, с которой сталкиваются здесь законы,- проблемы исчисления статуса. Выше мы уже говорили, что человек ("боайре", в частности) мог иметь двойное обеспечение своего статуса и все же в течение ряда поколений не претендовать для своих потомков на более высокое положение в обществе. Гораздо более подвижными были ситуации, возникавшие в итоге разного рода соглашений вроде упомянутого выше. В этом случае собственность как бы сливалась воедино и на время действия договора эти люди рассматривались законом как одно юридическое лицо с равным их общей собственности статусом (однако лишь в рамках правящих статусов), и все мыслимые юридические процедуры касались их лишь совместно. Всякое незаконное действие, совершенное одной из договаривающихся сторон, влечет равную ответственность и для другой. Заключив соглашение, они совместно имеют право на статус, двойной собствен-ностью которого они обладают. Однако этот статус носит лишь временный характер и не сохраняется ни за кем в отдельности после окончания срока действия договора. Нормы о равном участии и, следовательно, ответственности допускали и исключения. Так, если с их участка были украдены какие-либо орудия труда, отведена вода, похищены дрова и т. д., то обоим участникам соглашения полагалось равное возмещение. Ес-ли же, однако, оказалась незаконно присвоенной часть используемой ими земли, то возмещение, хотя бы при этом временно страдал и другой партнер, приходится исключительно на долю исконного владельца участка, приводя к увеличению объема земельного фонда. В рассматриваемую нами эпоху сохранилось широко практиковавшееся с древнейших времен совместное пользование пастбищами, хотя распашка новых земельных площадей и внесла в регулирующие эти отношения нормы ряд существенных изменений. Необходимо оговориться, что законодательные нормы, сохраняя общезначимый для всей Ирландии характер, все же не могут полностью отражать изменения конкретных условий. Количество нераспаханной земли, которое является важным компонентом хозяйственной и социальной структуры общества той эпохи, естественно, варьировалось, что порождало те или иные отклонения от описанных выше правовых и социальных условий. Все же они не могли явиться решающим фактором в преодолении той инерции, о которой говорил Маркс применительно к общественным организмам Индии, называя ее "Ирландией Востока". Сказанное можно проиллюстрировать рядом примеров. Периодический передел земельных участков вообще не был характерен для ирландской общинной организации, что вовсе не противоречит самому принципу общины и является обычной чертой стран с достаточными запасами необработанной земли. Один текст сообщает, что в первый год обоснования на земле каждый родич обрабатывает ее как пожелает, на второй год они должны меняться участками, на третий - установить границы; весь процесс заканчивался на десятый год, когда устанавливаются окончательные нормы раздельного землепользования. Думается, что эти сведения cправедливы для всей Ирландии, хотя, быть может, реальность была сложнее. Теперь, прежде чем попытаться суммировать сказанное выше и выделить основные черты ирландской общинной организации, нужно ответить на один вопрос, поставленный выше. Речь идет об утверждении Мак-Нейлла о том, что ирландская большая семья не была постоянно конституированной единицей ( некоторое внутреннее противоречие во взглядах этого исследователя уже заметно, если вспомнить о "коллективном" характере собственности в Ирландии, так как неясно, о каком же коллективе идет речь), а имела, так сказать, "казусный характер" и связи, объединявшие ее членов, осознавались от случая к случаю, прежде всего при отклонении от нормального хода событий. Вопрос этот имеет более широкое значение и находит параллели в других социально-экономических формациях. Дело в том, что "казусность" принадлежала языку описания, свойственному не только ирландским законам, но, к примеру, и римскому праву. Четкого, раз и навсегда установленного значения таких кардинальных, связанных с собственностью (поскольку именно она интересует нас сейчас) терминов не существо-вало и здесь - все они получали то или иное значение при рассмотрении конкретных случаев и прецедентов. Это вовсе не значит, что тот же характер имели и реальные общественные отношения. Естественно, что они основываются прежде всего на отношениях собственности, но собственность эта (и противопоставление частной и общественной) имеет другой характер, нежели в Новое время. Дать ее определение крайне трудно, так как приходится вычленить его из всех прочих общественных связей, составляющих основу жизни и мировоззрения того периода. Особенность эта является существенной и во многом оправдывает попытку выработки подобного рода определения через набор признаков (который в отличие от "казусного" принципа описания культуры будет все же исторически обоснован и обобщен). Выработка такого набора признаков для каждой данной культуры оказывается делом достаточно сложным и индивидуальным. Для Ирландии системой, помогающей организовать их, к тому же во времени, оказывается система координат, как мы условно назвали два принципа градации в исследуемом нами обществе. Система ирландских статусов в своем реальном преломлении действовала по-разному в отношении разных форм большой семьи и в конечном итоге на уровне племени. Однако общественное расслоение постепенно разлагало элементы этого строя, что отразилось в усложнении и углублении типов зависимости, действовавших вне этих узких форм большой семьи. Эта система координат могла преломляться и в положении одного человека. Естественно, что такой подход оправдан лишь по отношению к свободному населению племени, которое интересует нас в данной работе. Именно узкая форма большой семьи, родовая или домашняя община составляли основу общинной организации. Вне ее мы видим лишь некоторые связи общинного типа, по мере расширения общественного организма постепенно затухающие. Разделительной линией между этими сту-пенями общинной организации можно признать понятие исконной и "приобретенной" земли, о котором мы говорили выше и которое находит соответствие в праве многих народов (например, германских). Характерной чертой собственности ирландской родовой общины, и не только ее, был контроль над своим земельным фондом, который в наблюдаемых нами ранних формах выражался скорее как самоконтроль общественного организма. Дело здесь в еще фактически нерасторжимой связи человека со своим коллективом, невозможности отступления от "трудового принципа" членства в нем, связанного с принципами материальной ответственности. Именно здесь мы видим эту "связь всего со всем", которая начинает постепенно дробиться при расширении кругов родственной принадлежности. Думается, что наблюдения Ф. Энгельса о смене форм общей собственности можно применить и к синхронному плану исследования. В историческом же аспекте эта смена совершалась в Ирландии довольно медленно на всем протяжении ее независимого развития. Причин этой, уже упоминавшейся инерции довольно много, но внешним ее выражением было поддержание того самого баланса разных уровней общинных отношений, о котором мы говорили выше. В их взаимодействии и развитии - корень многих общественных сдвигов в истории Ирландии. Развитие тем не менее совершалось, и инерцию нельзя отождествлять с застойностью. Мы надеялись показать, что выработка критериев для его оценки на основе лишь данных об отчуждении имущества исключительно ненадежна, особенно если понимать само отчуждение в современном смысле. Исследование ирландской общинной организации только начинается. Важным его условием должна стать правильная ориентация доступного нам материала об островных кельтских обществах, дающая возможность понять архаические институты в их исторической обусловленности.

Реклама на aquavitae.narod.ru

Закрыть [x]