Большое спасибо всем, с кем довелось провзаимодействовать на игре. Огромное спасибо семейству Дюпле (дяде Славе, его жене Люде, двум старшим и трем младшим дочкам), Камиллу Демулену (Аннушке), Жоржу Дантону (Гакхану), Жану-Рене Эберу, Антуану Сен-Жюсту, маркизу де Саду, Теруань де Мерикур(Марте), супругам Кондорсе, и прочим не упомянутым мной участникам (всех перечислить все-таки нереально).
Очень жаль, что не удалось на игре провзаимодействовать как следует с гражданином Эгалите(Орландо). Впрочем, он не давал о себе забыть никому из политически активных игроков.
Огромное спасибо мастерам: Хельге-эн-Кенти, Бланфии, Мелифаро, Альде и всем неупомянутым.
В Москве выясняется, что Бриссо не едет, и, таким образом, Жиронда скорее всего на игре не представлена вообще. Только примыкающий к ним гражданин Кондорсе.
Парад. Выясняется, что короля у нас нет, а остальной двор в комплекте, более-менее в целости якобинский блок (не хватает только Марата), в порядке салоны. По всему Парижу расклеены памфлеты за подписью Citoyen. Памфлеты очень злые. Критика Марата, Эгалите, нас с Сен-Жюстом.
Планируемое главное событие - выборы мэра. Решаю не баллотироваться, а поддержать Дантона всеми силами. Вечером - заседание якобинского клуба, оно же салон мадам Дюпле. В начале, помимо хозяев, присутствуют Камилл, Дантон и Сен-Жюст, позже появляются Кондорсе и Гильотен. Программа нового мэра почти готова, можно повести дискуссию о войне. Антуан практически переубеждает Кондорсе. Расходимся спать.
Ох, не дай Верховное Существо такого дня слишком часто! С утра выясняется, что кандидатура Жоржа - не единственная. Баллотируется де Сад, позже выясняется, что свою кандидатуру выставил папаша Шарпантье (ИМХО, в реальной жизни такое немыслимо, ну и ладно), и Лафайет. Париж заклеен предвыборными листовками. Заходим с Сен-Жюстом в типографию к Камиллу, пишу плакат в поддержку Дантона от якобинского клуба, Сен-Жюст наводит "черный пиар" на де Сада.
С утра почтальон малоуспешно пытается разыскать барона де Батца. Я слишком поздно догадываюсь изъять это письмо - барону оно уже отдано. Ладно, авось потом успеем. Мы с Сен-Жюстом осматриваем техническую новинку, последнее изобретение доброго доктора Гильотена.
Пердвыборное собрание проходит на площади перед кофейней. Сперва - присяга неприсягнувшего священника из окружения герцога Эгалите, далее - собственно церемония. Кандидаты выступают со своими программами, потом - вопросы. Первым (без подтасовки) оказывается де Сад, затем - Дантон, Лафайет и Шарпантье. Де Сад говорит о свободной любви, представитель Бретани задает ему вопрос, обращаясь с бретонским акцентом "гражданин де Зад", что вызывает бурную реакцию публики. Дантон великолепно излагает выработанную вчера программу, Лафайет выглядит невнятно, Шарпантье - тоже.
Выборы пытается сорвать двор. Письмо, подписанное Людовиком, Марией-Антуанеттой и герцогом Орлеанским (не Эгалите? Вот как...). ИМХО, еще один момент, немыслимый в реальной жизни. Беру на себя ответственность провести выборы. Зачитывающий документ Ферзен ретируется. В наблюдатели приглашаются Эбер, Эгалите и посол Соединенных Штатов. Голосование приносит убедительную победу Дантону - 13 голосов из 21. Теперь вечером должно состояться заседание Законодательного собрания. Вроде ничего не предвещает неприятностей.
Запомнился избирательный плакат: "Лафайета поддерживает не только французсская армия". Слова "не только французская" вычеркнуты, подписано "исправленному верить, Лафайет, гражданин, генерал и кандидат".
Обедаю, нахожу у себя дома письмо о попытке подкупа избирательной комиссии в пользу де Сада. Игнорирую - сейчас не до него, так как письмо анонимное. Впрочем, пускай лежит - вдруг маркиз станет опасным...
Законодательное собрание на игре малочисленно. Повестка дня включает вопрос о войне (самый актуальный вопрос момента), петиция неугомонной Теруань о предоставлении женщинам избирательных прав, петиция из Бретани за подписью 2000 человек о введении бретонского языка как основного языка делопроизводства в Бретани. Ходят слухи о смерти короля на охоте, но пока заседание идет сравнительно мирно.
Тут еще один комментарий. Роль короля на игре достаточно умозрительна, и зачем мастерам понадобилось его убивать - непонятно. Разве только встряхнуть ситуацию.
Весть о смерти короля приходит во время обсуждения женской петиции. Бретонская петиция встречена спокойно и получила разумный вердикт, предложение Кондорсе о войне отклонено.
С этого момента начинается государственный переворот. Дофина на игре нет, и королю должен наследовать герцог Орлеанский-Эгалитэ. Но он отрекся при смене фамилии от принадлежности к дому Бурбонов. Какие-то права есть у его сына, но они неочевидны. В конституции находится статья о том, что ничего не предопределено в случае прекращении царствующего дома, и я истолковываю этот пункт в духе "руки развязаны". Герцог Орлеанский ведет себя странно. Он утверждает, что принимает престол только ради Марии-Антуанетты, при этом спрашивает у Камилла, выпустят ли его из страны. Прошу Дантона предложить герцогу паспорт на выезд.
Кондорсе призывает к учреждению республики. Довольно скомканные события, вотируется созыв Национального Конвента. Вотируется создание комиссии, которая должна выработать порядок выборов в Конвент.
Далее похороны короля (несем его среди прочих мы с Эбером), и крайне невнятный вечер. С одной стороны где-то есть культурная программа и интриги, а с другой - заседает комиссия. Заседает она несколько раз в чуть разных составах (кто пришел).
Во время первого заседания, у Гильотена в Сорбонне, распространяется информация об угрозах покушения на Дантона , приходит весть о побеге королевы. Приносит ее Лафайет, который сообщает и некоторые
подробности: королева бежала при помощи американского посла, но в Санкт-Петербург. Погоня за королевой не посылается. Лично я в погоне не усматриваю смысла, а остальным, похоже, лень. Камилл где-то перехватывает некое анонимное письмо, понять из которого ничего не воз можно, заходят Эгалите с Симолиным, желая видеть Дантона.
Появляется информация о местонахождении де Батца: лежит раненый в доме Шамфора. Надо бы его арестовать и допросить, но послать на это некого, а предъявить - нечего (разве только Варенн, в котором вроде как раз Батц не замешан). Надеюсь, что до утра он долежит (но и утром руки не дошли). Еще один мой прокол - как помощник обвинителя по уголовным делам я мог выписать ордер на арест барона.
Вечернее заседание - в доме Дюпле. Гильотен рассказывает о странном бреде Филиппа Эгалите. Якобинцы в странном состоянии, и потому избирательный закон пишется практически под мою диктовку. При этом понятно, что реальных выборов провести не успеем физически. Тут приходит кто-то с сообщением о ранении племянницы Гильотена. Гильотен и Кондорсе уходят, обещая посмотреть текст позже.
Последний пункт избирательного закона пишется в совершенно обалделом состоянии. На любом языке программирования он был бы записан гораздо короче, и таким же ощущением поделился со мной Сен-Жюст.
Уходим на поиски Дантона (кто же знал, что наш мэр, подписав договор с Джефферсоном о поставках зерна в Париж, мирно лег спать, несмотря на все угрозы), находим в салоне мадам де Сталь Кондорсе, оплакивающего Гильотена и призывающего к террору.
О Кондорсе тут хочется сказать особо. Все-таки он просветитель-гуманист, а потом уже масон, и логика масонства тут неуместна. Памфлеты против Марата - вполне в струю, а масонство - ну никак. Тем более признание на разборе полета с отсылкой аж к делу тамлиеров. В общем, тут - крайне неубедительно вплоть до не в дугу (мне).
Дантона нигде нет. Демулен, Сен-Жюст и я бродим по ночному Парижу в его поисках, находим только Эбера и Лафайета. Ходят слухи о нескольких убийствах, об отравлении мадам де Сталь, из-за чего она на Гильотена и бросилась, и прочее. Никто ничего не знает.
Пожалуй, это для меня - самый страшный момент игры. Власть лежит под ногами, и никто ее не берет. Не очень понятно, почему это не сделал Эгалите (хотя бы от имени своего сына). Шляющихся по Парижу депутатов и якобинцев можно просто перестрелять/перерезать поодиночке. Подсчитав друг друга, расходимся, надеясь при этом, что хотя бы в дома ночью ломиться не будут.
Утро начинается с визита к Камиллу. Камилл только проснулся, более никто еще не дошел, но судьба Дантона выяснилась. Спокойно спал, как и в реальной истории в ночь на 10 августа. Еще через полтора часа начинаем активные действия.
Составляю воззвание к согражданам, где упоминается о смерти в результате резни трети депутатов Законодательного Собрания и об образовании Комитета Общественного Спасения. В состав Комитета включаем всех наличных якобинцев, Эгалите, чтобы был под присмотром, Лафайета - на всякий случай, представителя Бретани - для подлинно народного характера проиходящего, и двух дам - Теруань и жену Кондорсе. Протестовать против второго решения нет сил, исправлять это будем потом (хотя Сен-Жюст предлагает сразу после заседания испробовать на Лафайете и Эгалите гильотину, а то без дела стоит). Разносим текст воззвания во все типографии.
Один экземпляр из-за перевернутой копирки набран в зеркальном варианте, что позволяет усмотреть сионистский заговор. Ехидный сын герцога Эгалите комментирует воззвание: "Вот, смотрите: у вас тут говорится о резне, приведшей к гибели трети депутатов, а далее - о том, что ответственность берет на себя Комитет Общественного Спасения. Ответственность - за что?"
Собрание проходит, как ему и подобает - с обвинениями меня в содействию бегству королевы, решительно опровергнутыми Лафайетом и Дантоном. Министры каким-то образом назначаются, некоторые - весьма подозрительные, ну да в свое время разберемся, назначаются выборы Национального Конвента, и на этом игра заканчивается.