Назад

Детство Финна

Глава 1
Первые уроки боя Финну преподали женщины. В этом нет ничего удивительного - ведь именно мать-собака первой учит своих щенков драться. Да и вообще женщины, как никто, понимают жизненную необходимость умения вести бой, хотя и уступают мужчинам первенство в практическом применении этого искусства.
Итак, первыми учителями Финна были женщины - женщины-друиды, которых звали Бовалл и Лиа Луахра. "А почему не родная мать учила Финна основам искусства выживания?" - спросите вы. А я отвечу: она бы рада, да не могла оставить малыша при себе - слишком велик был страх перед кланом мак Морна. Ибо сыновья Морны были смертельными врагами ее мужа Уайла и вели с ним долгую, полную кровопролития и интриг войну за право командовать Фианной Ирландии и в конце концов убили его. Убили, потому что это был единственный способ избавиться от подобного человека, хотя и весьма нелегкий - отец Финна умел владеть любым оружием, и в его учителях побывал даже сам Морна. Но терпеливая собака рано или поздно поймает зайца. И на старуху бывает проруха, и даже сам Мананнан иногда спит.
Матерью Финна была длинноволосая красавица Муирне - по крайней мере, мы знаем ее именно под этим именем. Ее отцом был Тейгу сын Нуаду из Волшебной Страны, а матерью - Этлин. Так что сам Луг Длиннорукий приходился ей родным братом. Казалось бы, разве можно, будучи сестрой бога, тем более такого великолепного, как Луг, бояться Морны, его детей - или вообще кого-либо из смертных? Но у женщин странные страсти и не менее странные страхи, порой настолько переплетенные между собой, что и не разобрать - где начинается одно и кончается другое. Но, как бы то ни было, когда Уайл умер, Муирне вышла замуж повторно - за короля Керри. А своего сына она отдала на воспитание Бовалл и Лиа Луахре, без сомнения, сопроводив его множеством мудрых советов. Так мальчик поселился в лесу Слив Блум, где и воспитывался в глубокой тайне.
Две друидессы безумно любили малыша, ведь, кроме него, рядом с ними не было ни одной живой души. Финн был для них всей жизнью. Они ласкали взглядами его белобрысую голову - впоследствии именно за цвет волос он был прозван Финном, в юности же его звали Дейвне. Они счастливо наблюдали, как пища, которой они кормили маленькое тело, превращалась в новые и новые дюймы роста и выплескивалась безудержной энергией движения - сначала ползком, потом робким шагом, а потом и бегом. Птицы были его первыми товарищами по играм, а со всеми прочими лесными тварями он находился в приятельских отношениях. У Финна были долгие часы солнечного одиночества, когда, казалось, весь мир состоит из света и синевы. Его жизнь проходила незаметно, как тень среди множества теней, и его дни были подобны каплям лесного дождя, падающим с листка на листок и - в конце концов - на землю. Финн находил извилистые лесные тропки, узкие настолько, что по ним могли ступать лишь копытца козы да его собственные крошечные ножки; и пытался выяснить, куда же они ведут; и удивлялся, вновь и вновь после долгого петляния по чащам и буреломам приходя к порогу собственного дома. Возможно, ему иногда даже казалось, что его дом - начало и конец мира, откуда выходит и куда приходит все на свете. Возможно, Финн долгое время не знал, как выглядит жаворонок, но зато он часто слышал его пение в запредельной выси неба, настолько волнующее, что в мире, казалось, не было других звуков, кроме этой сладостно-чистой песни. А как прекрасен мир, когда в нем есть такие звуки! Все свисты, чириканья, кукования, крики и карканья были хорошо знакомы Финну, и он всегда мог безошибочно определить, кого из лесных братьев он в данный момент слышит. Еще он знал тысячи голосов ветра во все времена года и мог по звуку сказать о его настроении.
Бывало к его порогу из лесу выходил конь и смотрел на Финна так же серьезно, как и Финн на него. Или же конь, случайно повстречав мальчика, напряженно застывал, прежде чем развернуться и умчаться, развевая по ветру пышную гриву и размахивая хвостом.
Иногда к дому, чтобы укрыться в тени от мух, подходила задумчивая и строгая корова, а иногда среди ветвей показывалась нежная морда заблудившейся овцы. "Ну почему, - огорченно думал Финн, глядя на коня, - почему я не могу помахать хвостом, чтобы отогнать мух?" А потом он размышлял, что корова даже чихает с достоинством, а овце очень идет робость. Он бранился с галками и пытался пересвистеть дрозда, искренне удивляясь, что сам он, в отличие от птицы, устает свистеть. А еще были мухи, за которыми можно наблюдать; и клубящиеся тучами мелкие мошки с блестящими на солнце крыльями; и осы, юркие, как кошки, кусачие, как собаки, и стремительные, как молнии. Мальчику было очень жалко пауков, по несчастью поймавших такую осу. Вокруг было очень много всего, за чем можно было наблюдать, чтобы запоминать и сравнивать, но самыми важными в мире Финна, несомненно, были две его стражницы. Еще бы: мухи сменяются каждую секунду; по птице не определишь, живет она здесь или всего лишь гостья; все овцы похожи друг на друга, как сестры... А друидессы были столь же неизменны, сколь и их дом.

Глава 2
Финн не знал, были ли его опекунши добры или, наоборот, чрезмерно строги. Они просто были. Одни и те же руки поднимали его, когда он падал, И шлепали до синяков. "Не вздумай падать в колодец", - говорила одна из жриц. "Не лезь босыми ногами в чертополох", - добавляла другая. Но он все равно падал и лез, и отмечал для себя, что в колодце всего лишь мокро, а чертополоху можно дать сдачи, скосив его палкой под корень. Ни в колодцах, ни в чертополохе не было ничего особенного, но женщины их почему-то боялись. И Финну приходилось их успокаивать, объясняя все это. А еще они думали, что Финн не умеет лазать по деревьям!
"На следующей неделе, - в конце концов уступали они, - ты можешь попробовать влезть вот на это дерево". "Следующая неделя" казалась Финну бесконечно-далекой. Да и дерево, на которое уже однажды влез, становится совершенно неинтересным - ведь рядом есть другие, еще выше. И даже такие, на которые почти невозможно забраться, с густой огромной тенью внизу и бездной солнечного света наверху, со стволами, вокруг которых надо очень долго идти, и верхушками, которые невозможно разглядеть! А как было здорово стоять на толстой, мягко пружинящей ветке, смотреть на густые кроны, а потом нырять в них! Какое Чудесное одиночество скрывали верхушки деревьев! Внизу - листья, целая бездна листьев все возможных оттенков зелени, и наверху -тоже листья, от салатных до почти черных, и все это постоянно движется, перешептывается, шелестит в вечной тишине, которую можно слушать и смотреть. Когда Финну было шесть лет, его мать, длинноволосая красавица Муирне, решила навестить своего сына. Она пришла тайно, боясь сыновей Морны, и долго петляла по лесу, прежде чем вышла к порогу избушки, в которой жил Финн. Ее отпрыск лежал в колыбели, стискивая в кулачках остатки сна. Финн проснулся, услышав одним ухом необычный голос, и приоткрыл один глаз. Мать взяла его на руки, поцеловала и запела колыбельную. Смею вас заверить, что Финн, открыв один свой глаз, не закрывал его до последнего, а ухо его внимало колыбельной до тех пор, пока ее звуки не стали совсем тихими и не усыпили его; Так малыш заснул на ласковых руках своей, матери. Заснул с радостной мыслью в своей белобрысой головке. Здесь была мама! Родная мама!
Но, проснувшись, он не нашел ее - она ушла. Ушла одна тайными лесными тропами, в страхе перед сынами Морны обходя обжитые места, к своему господину в Керри. Может быть, она боялась клана Морна только потому, что любила сына.

Глава 3
Женщины-друиды, воспитавшие Финна, приходились родней его отцу. Бовалл была сестрой Уайла и, следовательно, тетушкой нашего героя. Такого родства с кланом мак Байшкне было достаточно, чтобы скрываться в лесу с сыном Уайла и жить- а они, должно быть, так и жили - в постоянном страхе. Каких только историй про клан Морна не рассказывали Финну его няньки! И о самом Морне, широкоплечем, свирепом и жестоком уроженце Коннахта. И о его сыне - могучем Голле мак Морна, улыбающемся даже в самые мрачные моменты и громко смеющемся, когда все прочие думают лишь о спасении собственной жизни. И о брате Голла - о Конане Маэл мак Морна, сердитом, как барсук, бородатом, как кабан, плешивом, как ворона, и способном нанести собеседнику десяток оскорблений, прежде чем тот успеет открыть рот. Конан входил в двери, не обращая внимания, закрыты они или нет, и оскорблял людей, не обращая внимания на их намерения. Говорили они и про Гарру Дув мак Морна, и про свирепого Арта Ог, которые заботились о себе так же мало, как и о других, а Гарра даже заслужил в своем клане прозвище Грубиян мак Морна, и о других жителях Коннахта, столь неподходящих своему благодатному краю. Наслушавшись этих историй. Финн очень любил, сокрушая чертополох, воображать перед собой Голла, а выслеживая овцу, представлять, как в будущем точно так же станет выслеживать Конана Сквернослова. Но больше всего историй он слышал, без сомнения, об Уайле мак Байшкне. С каким душевным трепетом жрицы рассказывали Финну о его отце! С каким жаром воспевали они подвиг за подвигом, произнося хвалу за хвалой! По их мнению, Уайл был самым знаменитым и красивым мужчиной, самым сильным воином, самым щедрым дарителем, самым царственным защитником и лучшим полководцем Фианны. Как благодаря своей щедрости он освободился когда-то из плена! А как он, разгневанный, несся в бой, быстрее орла и неотвратимей бури! Как тысячи врагов разбегались в разные стороны перед его грозным ликом! А когда в конце концов он упокоился навеки, вся мощь Ирландии едва могла возместить эту потерю. И Финн, несомненно, представлял себе, как он вместе с отцом совершает подвиги, не отставая от него ни на шаг и поддерживая его в тяжелую минуту.

Глава 4
Жрицы учили Финна бегать, прыгать и плавать. Вот как проходили их уроки. Одна из женщин брала ветку терновника, Финн брал точно такую же, и они бегали вокруг дерева, стараясь ударить друг друга. Чтобы избежать колючего прута, нужно бегать очень быстро, и поначалу мальчик постоянно чувствовал его на своей спине. Спасаясь от ударов, Финн бежал изо всех сил, а когда, в свою очередь, он сам получал возможность достать свою наставницу, даже превосходил себя. Друидессы не давали своему ученику послаблений, преследуя его с яростью, доступной не всякому воину, и при малейшей возможности хлестали его от души. И Финн научился бегать. Спустя некоторое время он носился вокруг дерева, как сумасшедшая муха, и о! - с радостным криком, увиливая от прута, настиг широкую спину его хозяйки. Теперь его основной заботой было не избегать ударов, а наносить их самому. Прыгать он учился, преследуя зайцев на зеленом лугу. Заяц вверх - и Финн вверх, заяц вперед - и Финн вслед за ним... А если Финну не удавалась какая-нибудь заячья уловка, его ждал все тот же терновый прут. Вскоре он уже мог повторить за зверьками любую петлю, а спустя некоторое время овладел такими прыжками, за которые любой заяц отдал бы оба уха!
Первый урок плаванья был жестоким. Вода была холодной и очень глубокой. Финну казалось, что до дна целые мили... нет, даже миллионы миль! Он дрожал от страха, глядя на поблескивающую водную гладь, коричневые голыши в глубине и на своих мучительниц. А они, безжалостные, бросили его прямо туда! Ну, конечно, не бросили, а всего лишь окунули, но Финну все равно было страшно. Он умолял отпустить его, рвался на сушу... Потом его взяли за руки и за ноги и начали раскачивать в воде из стороны в сторону, потом отпустили... Финна потянуло вниз, в смертельный холод, и он отчаянно пытался выбраться к поверхности, пуская пузыри... всхлипывая... пытаясь схватиться хоть за что-нибудь... неистово молотя руками и ногами... а его все тянуло вниз, вниз, вниз... пока его не вытащили из воды руки жриц.
Финн учился плавать до тех пор, пока не смог нырять, как выдра, и плавать, как угорь.
Тогда он попытался преследовать рыб, как в свое время зайцев, - и у него ничего не вышло. Рыба не умеет прыгать, зато она умеет моментально перемещаться - все равно, вверх ли, вниз или в стороны. Она поворачивает в одну сторону и исчезает в другую. Она над тобой, когда ты думаешь, что она внизу, и кусает тебя за пятку, когда ты только что пытался схватить ее эа хвост. Невозможно, плавая, поймать рыбу, но попробовать можно всегда. И Финн пробовал. Он вызывал зависть у своей тетушки, бесшумно ныряя, скользя под водой, хватая за лапу плывущую утку и исчезая, прежде чем та успевала крякнуть. Прошло время, и Финн вырос - высоким, стройным и гибким, как молодое дерево, жизнерадостным и энергичным, как лесная пташка.
- А он прекрасно сложен, - говорила одна из его наставниц.
- Ну, со своим отцом ему, конечно, не сравниться... - отвечала другая, пользуясь своей привилегией ворчать на племянника.
Но что бы они не говорили днем, безмолвной ночною порой их сердца переполняли мысли о быстротечности жизни и о ладном белокуром подростке, которого они воспитали.

Глава 5
Однажды жрицам пришлось здорово поволноваться - Финн узнал о себе чуть больше, чем ему полагалось. А было это так. Утром того дня в избушку зашел человек, и жрицы, быстро переговорив с ним, усадили его за стол, предварительно выставив из дома Финна. Потом человек собрался уйти, и тетушки взялись немного проводить его. Выйдя из дома и увидев мальчика, странник вдруг преклонил перед ним колено, поднял руку и сказал: "Моя душа принадлежит вам, о юный господин!" Услышав это, Финн сразу понял, что душа этого человека принадлежит ему так же, как и его ботинки, пояс и все прочее имущество.
Вернувшись, женщины начали долго и таинственно перешептываться. Они то загоняли Финна в дом, то снова выставляли его за порог. Они носились вокруг дома, не переставая шептаться. Они что-то вычисляли по форме облаков, по полету птиц, по длине теней, по двум жукам, ползущим по плоскому камню. Они кидали через левое плечо кости каких-то зверьков и делали еще множество совершенно невообразимых вещей. Потом Финну объявили, что наступающую ночь он проведет на дереве, и ему запрещено петь, свистеть, чихать и кашлять до самого утра.
...Но Финн чихал. Он никогда в жизни не чихал так много и так громко, как в ту ночь. Он чихал так, что едва удерживался на дереве. А мерзкие мухи так и лезли ему в нос - по две сразу - и заставляли его чихать еще сильнее. "Ты делаешь это нарочно!" - раздавался время от времени зловещий шепот снизу. Но Финн делал это отнюдь не нарочно. Он еле-еле держал себя в руках, вспоминая все, чему его учили. Ему хотелось не чихать - визжать от страха, а более всего он мечтал спуститься с этого проклятого дерева на твердую землю. Однако он не стал ни визжать, ни тем более спускаться. Он честно просидел всю ночь на дереве, тихий, как мышь, и столь же настороженный, и только под утро, не выдержав, рухнул вниз.
А утром на лесной дороге показалась компания странствующих бардов. На этот раз няньки не стали оберегать Финна от излишних знаний и вышли навстречу вместе с ним. "Идут сыны Морны!" - коротко и ясно сказали барды. Возможно, сердце Финна от этих слов забилось бы в гневе, если бы оно уже не было исполнено предвкушения приключений. Еще бы - ожидаемое свершилось! Ведь за каждым часом... нет, даже мгновением жизни Финна стояли сыны Морны. Это за ними он несся вокруг дерева, сжимая терновый прут! Это за ними он скакал и петлял, подобно зайцу! Это за ними он нырял, как выдра, и плавал, как рыба! Они всегда были с ним - они жили в его доме и ели его пищу. Они снились по ночам и их прихода ждали с утра. Они слишком хорошо знали, что, пока по земле ходит сын Уайла, их сыновьям покоя не будет. Они считали, что яблока от яблони недалеко падает, и представляли Финна во всем похожим на Уайла, только еще более могучим. Друидессы с самого начала знали, что сынам Морны рано или поздно станет известно про их убежище. Они ни на минуту не забывали об этом и все свои планы строили, оглядываясь на это. Ведь любой секрет рано или поздно раскроется. Какой-нибудь раненый воин, возвращающийся домой, мог обнаружить малыша, пастух в поисках своего стада или компания бродячих певцов - да мало ли народу проходит за год даже через такой глухой лес! Даже вороны могут разболтать секрет, а под любым кустом могут оказаться излишне любопытные глаза. А как сохранить секрет, если он сам кричит о себе на весь мир? Если он резвый, как козленок, и шумный, как целый выводок волчат? Ребенка еще можно спрятать, но попробуй спрячь подростка! Он будет носиться до тех пор, пока его не привяжешь, а если его привязать, он примется свистеть. Когда сыновья Морны, наконец, пришли, они не обнаружили в лесу никого, кроме двух угрюмых женщин, впрочем, встретивших их вполне радушно. Можете себе представить веселый взгляд Голла, тщательно обшаривающий каждый угол! А как ругался Конан, злобно глядя в глаза женщинам! А как Грубиян мак Морна шатался туда-сюда, сжимая топор в своей огромной лапе! А как Арт Ог проклинал все на свете! "Если бы щенок был здесь, мы бы нашли его!" - в конце концов выкрикнули они и ушли.

Глава 6
Но "щенка" там уже не было. Финн ушел с бродячими певцами. Это были младшие барды, только что прошедшие первый год обучения. Они направлялись домой, чтобы удивить и восхитить своих земляков знаниями, приобретенными в величайших школах певцов. Они уже изучили законы стихосложения, а также множество ученых хитростей, о которых, впрочем. Финн уже слышал. И на каждом привале, в тени деревьев или на берегу реки, они оттачивали свое искусство, обращаясь к палочкам, на которых огамом были вырезаны первые слова и строки заданий по стихосложению. Считая своего юного спутника новичком в делах мудрости, они начали было учить его огаму, но вскоре убедились, что писать он умеет не хуже их самих - уроки женщин-друидов не прошли даром.
И все же молодые поэты были бесконечно интересны Финну - не столько тем, чему их учили, сколько собственными знаниями. Он ведь не знал, как выглядит, шумит и движется толпа, как ссорятся и мирятся воины, как громоздятся дома в городах, на что похожи войска и раны... С огромным интересом слушал он истории о рождениях, свадьбах и смертях, рассказы об охотах со множеством егерей и псов - в общем, о том шуме, который составляет соль и суть самой жизни. Финну, выросшему среди лесных теней и листьев, все это казалось новым и потому чудесным. А еще были смешные рассказы про владык Ирландии, про их облик, привычки, доблести и глупости... Компания шумела, как стая грачей, и в конце концов привлекла внимание Лейнстерца, великого грабителя Фиакула мак Кона. Он напал неожиданно и перебил всех бардов одного за другим, не оставив в живых никого. Будь они постарше, Фиакул, может быть, и не смог бы в одиночку убить их всех. Хотя, может быть, Фиакул тоже был не один, но хроники об этом умалчивают. Как бы то ни было, барды отправились в мир иной. Финн был достаточно хладнокровен, чтобы спокойно смотреть, как великий грабитель, подобно волку среди овец, убивает беззащитных бардов. А когда настал его черед, и угрюмый мужик с окровавленными руками шагнул к нему, Финн, хоть и дрожал от страха, показал зубы и бросился на убийцу с голыми руками.
- Кто ты такой?! - удивленно прорычал тот.
- Сын Уайла мак Байшкне, - выдавил из себя Финн.
И в этот момент грабитель перестал быть грабителем, убийца преобразился, налитые кровью злобные глаза подобрели, и вместо преступника перед Финном уже стоял добрый и преданный слуга, готовый сделать что угодно для сына великого полководца.
Он посадил Финна на плечо и принес в свой дом. И уж там он дал волю своей радости, распевая соловьем и скача, как необъезженный конь. Ведь Фиакул был мужем Бовалл, тетушки Финна.
Он ушел в леса, когда клан мак Байшкне был разбит, и жестоко мстил миру, посмевшему убить его Вождя.

Глава7
Так для Финна началась новая жизнь в разбойничьем логове среди бескрайних холодных топей. В логове со множеством потайных выходов и входов и запутанным лабиринтом затянутых паутиной ходов, в которых Фиакул хранил награбленное и прятался сам.
Поскольку, по-видимому, великий грабитель жил один, он, за неимением других собеседников, очень много говорил с Финном. Он показывал мальчику разное оружие и учил обращаться с ним, объясняя, какого противника достаточно оглушить, а какого необходимо убить. Для неопытного юноши любой - учитель, потому Финн с радостью усваивал новые, знания.
Однажды Фиакул показал своему ученику великолепное копье, укрепленное на древке тридцатью золотыми заклепками и накрепко затянутое в прочный чехол.
- Это копье - волшебное, оно из страны сидов и принадлежит Айллену мак Мидна. Когда-нибудь оно вернется туда, откуда пришло, между лопаток своего хозяина, - объяснил он Финну.
Финн слушал множество историй и задавал множество вопросов. Он освоил тысячу новых трюков - в глубине души каждого человека живет желание учить, да и скрыть от любопытных глаз все эти трюки было невозможно.
А еще там было болото - новый мир со своими хитростями, тайнами, глубинами и опасностями, коварный и мрачный, но настолько интересный, что, открыв его, можно было забыть про твердую почву и полюбить всем сердцем зыбкие кочки.
- Вот тут можно плавать, - объяснял Фиакул мак Кона, - видишь, об этом можно узнать по таким и таким приметам... А здесь чтоб и ноги твоей не было!
Но нога Финна все равно рано или поздно оказывалась там, а вслед за ногой - и все остальное, по самые уши.
- А здесь на дне растут водоросли. - рассказывал Фиакул. - Коварные твари: только расслабишься, а они тебя схватят, свяжут и утащат на дно. Все оплетут и руки, и ноги, и лицо твое довольное, а потом и оплетать нечего будет. Но ты следи вот за этим, и тем, да и за этим тоже. И, главное, всегда плавай с ножом в зубах!
Так бы Финн и жил, но однажды Бовалл с Лиа Луахра узнали, где он, и пришли за ним. И Финн вернулся в Слив Блум, но теперь он знал и умел гораздо больше, чем в день, когда покинул лесную избушку. Сыновья Морны надолго оставили в покое обитателей избушки в лесу. "Ну не нашли мы его, - говорили они. - Ничего, придет время - сам объявится".
Однако они пытались узнать про него как можно больше - и как он сложен, и какие у него мускулы, и как он прыгает, и легко ли сбить его с ног...
А пока Финн оставался в лесу со своими наставницами и охотился для них. Он запросто загонял оленя и притаскивал его в дом за рога. "Иди же, Голл!" - говорил он, волоча свою добычу, а перетаскивая ее через очередную кочку, добавлял: "Так ты пойдешь, плешивый Конан, или мне закинуть тебя на .плечи?"
Прошло время, и он начал подумывать, как бы взять за рога весь мир и притащить его по кочкам на подобающее место. Искусство править было у него в крови, ведь он происходил из рода прославленных властителей. Рано ли, поздно ли, но молва о доблести Финна дошла до клана мак Морна, и однажды друидессы вновь снарядили своего воспитанника в путешествие.
- Теперь тебе лучше покинуть нас, - напутствовала его тетушка, - ибо сыновья Морны только идумают, как бы убить тебя!
Куда идти? Оставаться в лесу было опасно - поди угадай, из-за какого дерева вылетит камень или стрела. Справа? Слева? А сколько их, стрелков? Финн вырос в лесу, но и у него было всего лишь два глаза. А когда смотришь вперед, не знаешь, сколько глаз глядят на тебя сзади и сколько пальцев застыло на тетивах. Ночью он мог противостоять любому врагу - за счет острого слуха, бесшумной поступи и знания леса, которого хватит на целый легион. Но днем его шансы были ничтожны. И Финн пошел навстречу своей судьбе, пошел, чтобы победить всех противников и создать себе имя, которое переживет его и будет звучать, пока ирландцы внимают голосу Времени.

Глава 8
На этот раз Финн путешествовал один. Но он был так же приспособлен к одиночеству, как журавль, летящий на юг над бескрайним морем. Мысли, как известно, лучшие приятели, а разум Финна был не менее натренирован, чем его тело. Всю жизнь, даже находясь среди людей, он был одинок. "Все, кто приходил ко мне, уходили от меня, и счастье никогда не было моим спутником больше, чем на мгновение", -сказал он, умирая.
Но это все случилось много лет спустя, а пока Финн отнюдь не искал одиночества. Напротив, он жаждал вести за собой людей. И он нашел их. Он шел к Мой Ливе, вглядываясь в беспокойные сумерки зеленого леса. Он видел птиц с темным и сумрачным оперением, прятавшихся в тенях, разглядывал незаметных жуков, окрашенных природой под цвет древесной коры, высматривал прячущихся зайцев и почти невидимую в бликах речной воды рыбу...
По дороге он набрел на подростков, купавшихся в пруду. Глядя на их забавы, Финн понял, что все их приемы ему давно знакомы, и подумал, что может научить их множеству новых тонкостей искусства плаванья. Мальчишки, гордые собой, продемонстрировали ему все, что умели, а затем предложили потягаться с ними. Такое предложение среди подростков почти равносильно объявлению войны, и Финн не смог отказаться. Но он, без сомнения, плавал несравненно лучше этих ребят, да что там, ни один бард не способен описать, как он плавал!
Пока юный герой показывал новым знакомым, на что он способен, один из них заметил: "А он неплохо сложен и светловолос!" И ребята так и прозвали его - "светлый", что по-ирландски звучит как "Финн". Вот так он и получил имя, под которым мы знаем его до сих пор, - имя, данное мальчишками, и ими же, возможно, сохраненное для истории. Финн решил на некоторое время остаться с этими ребятами. Первое время они боготворили пришельца, пораженные его многочисленными умениями и доблестями. Но позже (и это было неизбежно) они его возненавидели. Ведь у него все получалось лучше - и бег, и плаванье, и прыжки, да и в драке ему не было равных. В конце концов оскорбленный Финн ушел от них.
Покинув шумную и озорную компанию мальчишек, он направился в Лок Лейн и поступил на службу к королю Финнтры. То есть теперь это королевство называют Финнтрой - в честь самого Финна, а тогда у него было другое название.
Он охотился для короля и вскоре заслужил славу лучшего охотника при дворе Финнтры. Более того, никто из других охотников не мог даже приблизиться к вершинам совершенства, достигнутым Финном. Все они, выслеживая или загоняя зверя, полагались лишь на быстроту своих ног, чутье псов да набор старых, как мир, уловок, и частенько упускали добычу. От Финна же выслеженный им олень не уходил никогда. Его добыча всегда была столь велика, что казалось, будто звери сами сбегались к нему. Король восхищался мастерством нового охотника, молва о котором быстро разошлась по всему королевству. И, будучи, подобно всем великим людям, очень любопытным, он однажды пригласил его к себе. Увидев Финна, он сказал ему прямо:
- Если у Уайла есть сын, то этот сын - ты.
О чем они говорили после этого, нам неизвестно, но вскоре Финн оставил службу у короля Финнтры. Он направился на юг и спустя некоторое время устроился к королю Керри, тому самому, женой которого была его мать. Поступая на службу, он предложил королю сыграть в шахматы, из чего мы можем заключить, что, хотя Финн и был умен и силен, в душе он оставался ребенком. Конечно, тогда он был еще слишком юн, чтобы быть благоразумным, но, как нам известно, он оставался неблагоразумным до конца своих дней. Таков уж был Финн.
Однажды, спустя годы после той игры в шахматы, во время передышки на охоте люди Фианны затеяли спор, какой звук самый приятный на свете.
- Ну так какой? - спросил Финн Ойсина.
- Крик кукушки с самого высокого дерева в лесу!- отозвался его сын-весельчак.
- Приятный звук. А ты что думаешь, Оскар?
- По-моему, лучшая музыка - звон копья о вражеский щит! - выкрикнул его воинственный отпрыск.
- И это приятно.
И другие защитники Ирландии назвали свои предпочтения: кто - лай охотничьих псов, кто - песню жаворонка, кто - смех юной девушки, кто - ласковый шепот супруги...
- Это все - чудесные звуки, - сказал Финн.
- Так рассуди нас, Вождь! Скажи, что ты думаешь?
- Лучшая из мелодий - мелодия событий! -ответил им полководец.
И он так любил эти самые события, что постоянно влипал в них. А тогда, несмотря на то, что противником был его предполагаемый господин, что за игрой наблюдала его мать и он не должен был выставлять напоказ свои таланты, Финн позволил себе выиграть у самого короля семь партий подряд! Удивленный монарх, у которого раньше никогда никто не выигрывал, вскочил из-за доски и уставился на юношу.
- Кто ты такой?! - выкрикнул он.
- Всего лишь сын крестьянина из Лейгне, что в Таре, - ответил Финн.
Возможно, солгав, он смутился - ведь впервые на него так пристально смотрел король. А король, глядя на юношу, мысленно унесся на двадцать лет назад. И наблюдательность не подвела его - как не подвела и предыдущего короля.
- Ты не тот, за кого себя выдаешь! - негодующе произнес монарх. - Ты - сын, которого моя жена Муирне родила Уайлу мак Байшкне!
И Финну нечего было на это ответить. Его взгляд упал на мать, которая все это время стояла неподалеку...
- Ты не должен оставаться здесь! - продолжил его отчим. - Я не хочу, чтобы ты погиб, находясь под моей защитой.
Возможно, он боялся из-за Финна навлечь на себя гнев сыновей Морны, но мы не знаем даже, что по его поводу думал сам Финн, поскольку последний с того дня ни разу не говорил о своем отчиме. А что касается Муирне... Может быть, она слишком любила своего господина, может быть, боялась сынов Морны, а может быть, просто хотела избавиться от живого напоминания о своем первом муже, но, как бы то ни было, она не сказала ни слова против. И Финн снова отправился странствовать.

Глава 9
Все желания, кроме одного, преходящи, но одно остается всегда. Финну более всего хотелось уйти куда-нибудь и бросить все ради мудрости. В поисках ее направился он к Финегасу, что жил на отмели реки Бойне. Из страха перед кланом Морна Финн представлялся всем в этом путешествии своим детским именем Дейвне. Мы набираемся мудрости, задавая вопросы. Даже если наши вопросы остаются без ответа, мы все равно становимся мудрее, ибо правильно составленный вопрос несет ответ, как улитка раковину на своей спине. И Финн задавал Финегасу вопросы, какие только мог придумать, а его новый господин (он, кстати, был поэтом) отвечал ему - с безграничным терпением - в меру своих познаний.
- Почему ты живешь на отмели реки?
- Потому что стихи - это двери, которые открывает в моем сознании шум текущей воды.
- Сколько ты прожил здесь?
- Семь лет.
- Так долго?
- Я готов ждать в два раза дольше ради стихов.
- Удалось ли тебе поймать хорошие стихи?
- Мои стихи - по мне. Никто не может получить больше того, к чему он готов.
- А воды Шеннона, или Шуйра, или прекрасной Ана Ливе тоже дарят хорошие стихи?
- Ты назвал хорошие реки. У них всех добрые боги.
- Тогда почему же ты выбрал именно эту реку?
Финегас улыбнулся своему ученику.
- Хорошо, я расскажу тебе все.
И Финн устроился поудобней у ног поэта, весь обратившись в слух.
- Мне было предсказано одним мудрецом, - начал Финегас, - что в водах Бойне я поймаю Лосося Мудрости.
- А потом? - нетерпеливо спросил Финн.
- А потом мне откроется вся мудрость Мира.
- А что дальше? - настаивал юноша.
- А что может быть дальше? - парировал поэт.
- Я хочу знать, что ты будешь делать со всей мудростью Мира.
- Хороший вопрос, - улыбаясь, отозвался Финегас. - Я смогу ответить на него, лишь обладая всей мудростью Мира, и никак не раньше. А что бы ты стал делать?
- Я бы писал стихи! - воскликнул Финн.
- Я бы, наверное, тоже, - произнес поэт.
За знания Финн платил своему учителю всяческой работой по дому. Он таскал воду, разжигал огонь и собирал тростник для пола и кроватей. Финегас же учил его законам стихосложения, хитростям слов и искусству делать свой разум чистым и смелым. Но среди множества новых знаний Финн ни на минуту не забывал о Лососе Мудрости, ожидая его столь же страстно, сколь и Финегас. Он и так благоговел перед талантом и мудростью своего учителя, а уж после поедания Лосося тот, по его мнению, вообще должен был достигнуть совершенства.
Надо сказать, что Финн не только уважал, но и любил Финегаса - за бесконечную доброту, столь же бесконечное терпение, за готовность и умение учить...
- Я столькому научился от тебя, мой дорогой наставник! - сказал однажды Финн.
- Все, что я имею, - твое, сколько сумеешь взять,- ответил ему Финегас. - Больше, чем тебе нужно, ты все равно не возьмешь, так что бери, бери обеими руками!
- А вдруг ты поймаешь Лосося, когда я буду с тобой? - с надеждой размышлял юноша. - Как было бы здорово... - и он мечтательно устремил свои взгляд в зеленую даль.
- Так помолимся об этом! - отозвался Финегас.
- А расскажи, - продолжил Финн, - как Лосось наполняет мудростью свою плоть?
- В потаенном месте есть тайный пруд. На берегу его растет Священный Куст, с которого падают в воду Орехи Знания. А Лосось поедает эти орехи.
- Так ведь было бы проще найти этот пруд и собрать орехи прямо с куста. - предположил юноша
- Это не было бы проще, - терпеливо объяснил поэт, - это было бы совсем не просто, ведь найти Куст можно только с помощью Знания, которое содержится в нем, а получить это знание можно, только отведав Орехов, а орехи можно съесть только в виде мяса Лосося.
- Мы должны дождаться Лосося! - сказал Финн в порыве смирения.

Глава 10
Жизнь Финна текла, как река - ночь сменяла день, вслед за днем снова приходила ночь, и ни днем, ни ночью не было ничего, кроме новых вопросов и ответов. Каждый новый день дарил разуму юноши новые крупицы знаний, и каждая ночь раскладывала их по полочкам - ведь по ночам мы закрепляем то, что узнали днем.
Если бы Финна спросили, как проходило его ученичество у Финегаса, он бы поведал о чередовании еды и сна да о бесконечных беседах, во время которых его разум часто норовил ускользнуть и спрятаться в дымке сонного уединения. Потом Финн пробуждался от минутного забытья и с огромным удовольствием пытался ухватить за хвост упущенную мысль и восстановить по ней предмет разговора.
Однако Финегас был опытным учителем и старался пресекать подобные вылазки разума своего подопечного. Поэт гонял мысли юноши, как раньше жрица - его тело, требуя осмысления вопросов и понимания ответов.
Задавание вопросов учителю может расслабить и расшатать ум ученика, если к этому не подходить всерьез. Финегас понимал это и потому часто заставлял Финна искать ответ самостоятельно, размышлять над вопросом и оттачивать его форму. Постепенно разум Финна научился гоняться за мыслями, как раньше его тело -за зайцами. Теперь Финегасу оставалось только объяснять своему ученику, где тот был не прав, выстраивая ответ из вопроса. Так Финн окончательно усвоил порядок, по которому хороший вопрос превращается в хороший ответ.
Однажды, спустя не так уж много времени после разговора, о котором мы рассказали в предыдущей главе, Финегас подошел к Финну, держа в руках небольшую ивовую корзину. Взгляд учителя был одновременно торжественным и мрачным. Финегас смотрел на своего ученика с такой нежностью и грустью, что тому захотелось расплакаться.
-Что это? - встревоженно спросил Финн.
- Смотри, - отозвался поэт, поставив свою ношу на землю Финн заглянул в корзину.
- Там лежит лосось.
. - Это - Тот Самый Лосось! - сказал Финегас, тяжело вздохнув.
Финн запрыгал от восторга.
- Я рад за тебя, учитель! О, как же я рад за тебя!
- И я рад, сердце мое, - произнес поэт.
Но, сказав так, Финегас уронил голову на руки и долго сидел, погруженный в свои мысли.
- А что делать теперь? - настойчиво поинтересовался Финн, уставившись на прекрасную рыбу.
Финегас поднялся и с грустью произнес:
- Я ненадолго уйду. Пока меня не будет, поджарь лосося, чтобы он был готов к моему возвращению.
- Обязательно поджарю! - с готовностью отозвался Финн.
Финегас пристально посмотрел на юношу.
- Ты ведь не будешь есть лосося в мое отсутствие?
- Не съем ни кусочка! - пообещал Финн.
- А ведь, действительно, не съешь... - пробормотал поэт, медленно уходя прочь.
Финн приготовил рыбу. Как прекрасно она смотрелась на деревянном блюде, какой аппетитный аромат источала! И все это великолепие открылось Финегасу, когда тот вышел из кустов и сел на траву. Он не только смотрел на лосося - его сердце, его душа и разум устремились к желанной пище, и когда он повернулся к Финну, тот не знал, кому предназначается исполненный любви взгляд учителя - ему или рыбе. Юноша понимал, что поэт ждал этого момента всю свою жизнь.
- Ты, - спросил Финегас, - ты не ел лосося без меня?
- Разве я не обещал?
- Но ведь я уходил, - продолжил наставник, - и ты мог захотеть отведать чудесной рыбы.
- Как я мог захотеть есть чужую пищу?
- Видишь ли, юноши плохо умеют противостоять своим желаниям. Я думал, что ты не удержишься и попробуешь ее, а потом съешь целиком.
- Да, я случайно попробовал, - засмеялся Финн.
- Когда рыба жарилась, на ее боку вздулся некрасивый пузырь. Я раздавил его большим пальцем и обжегся. Обожженный палец я сунул в рот, и если эта рыба так же вкусна, как и палец, - продолжил Финн, смеясь, - то она просто замечательна!
- Так как, ты говоришь, тебя зовут? - ласково спросил поэт.
- Меня зовут Дейвне.
- Твое настоящее имя не Дейвне, друг мой. Ты - Финн.
- Да, это так. -удивленно ответил юноша. - Но откуда ты знаешь?
- Даже не вкусив Лосося Мудрости, я кое-что знаю.
- Как же ты мудр, учитель! - восхищенно произнес Финн. - Расскажи, что ты еще знаешь обо мне|
- Я знаю, что не сказал тебе правду, - с тяжелым сердцем произнес Финегас.
- А что ты сказал мне вместо нее?
- Я сказал неправду.
- Но, учитель, ведь лгать нехорошо, -удивился Финн. - А что это была за ложь?
- Помнишь, я рассказывал тебе о пророчестве, согласно которому мне суждено поймать Лосося Мудрости?
- Конечно.
- Это было правдой, и вот, я поймал рыбу. Но я не сказал тебе, что съесть Лосося должен не я - это тоже было предсказано. В этом и заключается моя ложь.
- Она невелика.
-. Так пусть она не станет еще больше! - строго сказал поэт.
- И кому же предназначается рыба? - поинтересовался Финн.
- Она предназначается тебе, - ответил Финегас, - Финну сыну Уайла сына Байшкне. И ты ее получишь.
- Возьми себе хотя бы половину! - воскликнул Финн.
- Я не съем ни чешуйки с этого лосося, - дрожащим, но решительным голосом изрек бард. - Принимайся за еду, а я буду смотреть на тебя и возносить хвалу богам Стихий и Нижнего мира.
И Финн съел Лосося Мудрости, и с исчезновением последнего кусочка рыбы к поэту вернулись радость и покой.
- Ах, - сказал Финегас, - я вышел победителем из поединка с этой рыбой!
- Она боролась за свою жизнь? - спросил Финн.
- Боролась, конечно, но я не о том...
- Ты тоже отведаешь Лосося Мудрости. - заверил его Финн.
- Ты съел одного, - воодушевленно воскликнул поэт, - и если теперь ты так говоришь, сбудется по слову твоему!
- Непременно сбудется, - поддержал Финн, - ты еще съешь своего Лосося.

Глава 11
Финн узнал от Финегаса все, что только мог узнать. Он завершил свое обучение и захотел испытать силу своего разума и мышц. И, попрощавшись с добрым поэтом, он направился в Тару Королей.
Был канун Самайна*, и в Таре уже начиналось пиршество для всех ирландцев, славных своей мудростью, искусством или происхождением. Следует вспомнить, какой была Тара. На вершине холма стоял дворец Верховного короля, окруженный кольцом укреплений. За этим кольцом располагались четыре дворца королей четырех королевств Ирландии, за которыми тоже возвышалось кольцо укреплений. Ниже был выстроен пиршественный зал, и весь священный холм был окружен огромным внешним валом.
От холма, расположенного точно в центре Ирландии, разбегались четыре широких дороги - на север, запад, юг и восток, и по ним на предстоящее пиршество двигались бесконечные вереницы людей.
Вот веселая компания везет богатые украшения для дворца владыки Мунстера. А вот по другой дороге движется огромная, с дом, тисовая бочка на колесах, запряженная целой сотней быков, - в ней плещется эль для князей Коннахта, А вот идут ученые мужи из Лейнстера, и у каждого в голове идеи, способные вогнать одних в дрожь, а других - в зевоту. У каждого в поводу лошадь, нагруженная ивовыми и дубовыми палочками, испещренными огамом: первые строки стихов (какой мудрец позволит себе записывать больше первой строки!), имена и даты жизни королей, своды законов Тары и четырех королевств, названия мест и их значения... Мирно идущий каурый жеребец, например, несет на своей спине вражду богов тысячелетней давности, хитро косящая кобыла прихрамывает под тяжестью од, восхваляющих предков их автора, и вязанки-другой волшебных сказок, а старая облезлая кляча из последних сил тащит историю Ирландии.
Все люди, идущие по четырем дорогам, мирно общаются и не держат в руках никакого оружия, кроме разве что хворостины - подстегнуть упрямую корову или усмирить чересчур бойкого жеребенка.
Финн слился с этой радостной толпой, оставшись незамеченным. Даже если бы он был зол, как раненый кабан, с ним бы никто не стал ссориться, а если бы его взгляд был остер, как у ревнивого мужа, он бы все равно не нашел ни в чьих глазах ни страха, ни расчета, ни угрозы - ибо царил Мир Ирландии, и шесть недель все люди были друзьями в гостях у Верховного короля. Финн вошел в Тару в окружении знати. Его прибытие совпало с началом праздник а и великим Пиром Гостеприимства. Юноша восхищался, глядя на прекрасный город, на колонны из блестящей бронзы и разноцветные крыши домов, напоминавшие крылья огромных ярких птиц. А как были прекрасны дворцы королей, построенные из красного дуба, отполированные временем изнутри и снаружи, украшенные резьбой многих поколений художников самой прекрасной из стран западного мира! Тара показалась Финну городом грез, Тара пленила его сердце, когда он впервые увидел ее, - в лучах заходящего солнца древний город сверкал тысячами бликов и поражал своим великолепием, В огромном пиршественном зале все было готово к предстоящему торжеству. Знатные люди Ирландии со своими обаятельнейшими женами, мудрецы и артисты- все собрались там. А главенствовал на том пиру сам Ард-Ри Конн Ста Битв, занимавший, как и полагается, самое почетное место в огромном зале. По правую руку от него сидел его сын Арт, которому суждено было в будущем стать столь же знаменитым, как и отец, а по левую - Голл мак Морна, вождь Фианны. Со своего места Верховный король хорошо видел всех гостей пиршества. Он знал каждого из них, ибо все слухи сходятся в Таре, а за спиной короля стоял герольд, всегда готовый рассказать ему о любом, кого владыка не знает или попросту забыл.
Конн дал знак, и все гости расселись по местам. Теперь должны были войти их оруженосцы и слуги, дабы встать за спинами своих хозяев. Но пока двери были закрыты.
Оглядывая гостей, Конн вдруг заметил все еще стоящего незнакомого юношу.
- Там стоит гость, для которого не нашлось места, - пробормотал король.
Распорядитель пира смущенно покраснел.
- Мало того, мне его, кажется, не представили,- добавил король.
Тут уж пришел черед покраснеть не только распорядителю, но и герольду, который не знал о новом госте ровным счетом ничего.
Все взгляды устремились к тому месту, куда, поднявшись из-за стола, направился король.
- Дайте мне мой кубок, - приказал Ард-Ри. И кубок мгновенно оказался в его руке.
- А теперь, о благородный юноша, - обратился Конн к пришельцу, - я приветствую тебя в светлой Таре и предлагаю выпить за твое здоровье!
Юноша стоял перед ним, широкоплечий, высокий статный. Его безбородое лицо обрамляли прекрасные светлые кудри. Король протянул ему кубок.
- Скажи мне свое имя, - мягко приказал Конн.
- Я - Финн сын Уайла сына Байшкне, - ответил гость.
И эти слова прозвучали как удар грома, все гости затихли, а сын великого убитого заглянул поверх королевского плеча в мерцающие глаза Голла. И никто не пошевелился и не проронил ни слова - никто, кроме Ард-Ри.
- Ты - сын моего друга, - произнес он, - так займи же подобающее место!
И усадил Финна по правую руку от своего сына Арта.

Глава 12
Известно, что в ночь Самайна открываются двери между мирами, и обитатели одного мира могут запросто прийти в другой. В то время в Волшебной Стране жил внук Дагды Мор, владыки Нижнего мира, по имени Айллен мак Мидна из Ши Финнахи, и вот этот самый Айллен ненавидел Тару и Верховного короля лютой ненавистью. Верховный король, как известно, не только правит . Ирландией, но и является старшим среди людей, искушенных в магии Возможно, в свое время Конн, пребывая в Тир-на-н'0г, Земле Юных, чем-то досадил подданным Айллена или его родне. И, видимо, досадил всерьез, так как Айллен ежегодно приходил под стены Тары с целью сравнять ее с землей. Девять раз приходил он, неся месть. Разрушить священный город он, конечно, не мог - Ард-Ри и его маги тоже не лыком шиты, но ущерб наносил огромный, так что Конну приходилось принимать против него особые меры.
Когда пир закончился. Верховный король поднялся со своего места и вновь оглядел собравшихся. Глашатай потряс серебряной Цепью Молчания, призывая гостей утихнуть.
- Друзья и герои, - начал Конн, - Айллен сын Мидны придет сегодня ночью из Слив Фуйд, дабы обрушить на наш город ужасный колдовской огонь. Есть ли среди вас кто-нибудь, преданный Таре и Ард-Ри и готовый противостоять этой твари?
Он говорил в гробовой тишине, а когда закончил свое обращение, тишина была еще более глубокая. Люди беспокойно глядели друг на друга, на кубки с недопитым вином или на собственные дрожащие руки. Все присутствующие слышали про ужасного Айллена из Ши Финнахи, и от одного упоминания этого имени волосы у них вставали дыбом. Арт Ог мак Морна, прозванный Могучий Удар, нервно щелкал пальцами. Конан Сквернослов и Гарра мак Морна тихо переругивались между собой. Кэлтэ мак Ронан внимательно рассматривал собственные колени, и даже Голл Мор, не моргая, уставился в свой кубок.
Лицо Ард-Ри из добродушного сделалось мрачным, а потом - злым. Он собирался, к несмываемому позору всех собравшихся, провозгласить защитником Тары на эту ночь самого себя. После этого даже у Голла-весельчака сердце будет содрогаться при воспоминании о постыдном отказе...
И в этот ужасный момент со своего места поднялся Финн.
- Какая награда, - спросил он, - будет дана тому, кто возьмется защищать Тару?
- Ему будет предоставлено все, чего он пожелает, - ответил король.
- Кто поручится за это?
- Короли Ирландии и Кит Красный со своими магами.
- Я готов противостоять Айллену.
После этого короли и маги поклялись исполнить обещанное, и Финн покинул пиршественный зал. Все присутствующие - и знать, и мудрецы, и слуги - все желали ему удачи. Но в душе они прощались с ним, ибо не верили, что этот юноша способен одолеть ужасного сида. Однако сам он был уверен в своей победе.
Может быть, Финн рассчитывал на помощь сидов, ведь по материнской линии он принадлежал к племенам Дану, хотя по отцовской и был смертный. Может быть, он знал исход этой битвы, ведь он все-таки отведал Лосося Мудрости. Известно только, что тогда, в отличие от других своих похождений, он не прибегал ни к какому чародейству.
Обычно Финн узнавал будущее или открывал потаенное одним и тем же способом. Ему приносили неглубокое блюдо из чистого золота, наполненное чистой водой.
Финн склонял над ним голову и пристально смотрел на воду, касаясь большим пальцем своего зуба мудрости.
Вообще, можно сказать, что мудрость в искусстве магии важнее чародейства. С помощью чар можно лишь увидеть нечто и поверить в него. А увидеть и поверить - не значит понять, ведь многие видят предметы и верят в них, но не имеют ни малейшего понятия, как они устроены и в чем их суть. А Финн был достаточно мудр, чтобы понимать смысл своих видений. Вот потому-то он и добился успехов в магии, прослыв великим мудрецом, а позже даже нанял двух слуг-колдунов - Дирима и мак Рейта, чтобы не отвлекаться на черновую работу.
А в том поединке он действительно получил помощь. Только не от сидов.

Глава 13
Финн миновал все укрепления и вышел на широкую равнину Тары. Вокруг не было никого - кто, кроме безумца, рискнет в ночь Самайна выйти из-за надежных стен своего дома, даже со светильником? И в доме-то в эту ночь могут твориться странные вещи, а уж на улице...
Шума пира не было слышно, вероятно, пристыженные гости не осмеливались даже говорить, а огни города скрылись за высоким валом. Над головой Финна было небо, под ногами - земля, а вокруг - темнота и ветер.
Но темноты он не боялся- что темнота ему, выросшему в вечном полумраке леса, а ветер был знакомый. В его шуме не было никаких неестественных нот, наводящих на мысль о магии. Вот он завыл, вот засвистел и ухнул, закричал, захохотал, как дьявол, заплакал, словно пораженный тысячелетней скорбью...
Финн мог заранее предсказать, как зашумит ветер в следующее мгновение. Пробежал кролик, коротко крикнула ночная птица, где-то вдали тявкнул лис - все эти звуки были знакомы ему с детства. А там, где есть понимание, нет места страху. Внезапно его разум выловил среди этого шума необычный звук, доносящийся сзади, со стороны города.
"Человек, - понял Финн, - человек, так же хорошо знакомый с темнотой, как я. И не враг - идет открыто".
- Кто идет? - окликнул он.
- Друг! - донеслось из темноты.
- Назови имя, друг!
- Фиакул мак Кона!
- Ах, сердце мое! - радостно закричал Финн и в три прыжка оказался рядом с великим разбойником, у которого когда-то жил среди болот.
- А ты, я вижу, ты не боишься.
- Если честно, то боюсь, - прошептал Фиакул,- и, как только мы закончим с тобой одно дело, я тут же убегу со всех ног. И пусть боги хранят меня на обратном пути, как хранили по пути сюда.
- Пусть будет так, - сказал Финн. - А теперь рассказывай, что у тебя за дело.
- Как ты собираешься противостоять владыке сидов?
- Я атакую его первым.
- Это не дело. Нам нужен не бой, а победа.
- А что, этот сид настолько страшен?
- Достаточно страшен. Никто не может пройти мимо него, и никто не может уйти от него. Он играет на тимпане и флейте волшебную мелодию, и все, кто ее слышат, немедленно засыпают.
-Я не усну.
- Уснешь, уснешь. Все уснут.
- А что будет потом?
- Когда все уснут, Айллен мак Мидна выпустит изо рта язык пламени, и все, чего это пламя коснется, тут же сгорит. А пламя это он выдувает на огромное расстояние и в любую сторону.
- А ты смел, раз пришел мне помочь, - пробормотал Финн, - особенно при том, что помочь ничем не можешь.
- Помочь-то я могу, - отозвался Фиакул, - но я хочу платы.
- Какой платы?
- Треть всего, что получишь ты, а также место среди твоих советников.
- Ты получишь все это. А теперь рассказывай, что ты хотел мне предложить.
- Ты помнишь мое копье, наконечник которого закреплен тридцатью золотыми заклепками?
- Помню. Оно еще было обмотано тканью, воткнуто в ведро с водой и приковано к стене, и имя его Бира.
- Да, я говорю именно о нем.
- Это копье принадлежит самому Айллену мак Мидна. А из Волшебной Страны его принес твой отец.
- Так, - произнес Финн, прекрасно понимая, каким образом это копье оказалось у Фиакула, но решив это не обсуждать.
- Когда ты услышишь поступь владыки сидов, сними ткань с его острия и наклонись к нему - жар от копья, его запах и все прочие неприятные качества точно не дадут тебе уснуть.
- Ты уверен?
- Смею тебя заверить, в такой вони уснуть невозможно. Так вот, когда Айллен мак Мидна кончит играть и станет выдувать пламя, он не будет защищен -слишком уж он верит в свои сонные чары. И вот тут-то ты и атакуешь его, и да пребудет с тобой удача!
' - Ага, и я возвращу ему его драгоценное копье...
- Да, кстати, вот и оно, - сказал Фиакул, доставая Биру из-под плаща. - И будь осторожней с ним- не забывай, что ты тоже из Племен Дану.
- Пусть с ним будет осторожен Айллен мак Мидна, когда получит его в спину!
- А теперь я ухожу, - прошептал разбойник. -Темнеет все быстрее, и скоро темнота станет такой густой, что возникнет жуткое чувство запредельности. А я его не люблю. Да и сиды могут нагрянуть в любую минуту, а если я услышу хоть ноту из их музыки, мне несдобровать.
Разбойник ушел, и Финн вновь остался один.

Глава 14
Финн прислушивался к удаляющимся шагам до тех пор, пока они не утихли совсем, и единственным звуком не стало биение его собственного сердца.
Даже ветер утих, и в мире остались только он и темнота. В этой глухой, беззвучной темноте разум Финна оставался наедине с собой. Ни звука, ни огонька - одних такая тьма сводит с ума, а других - усыпляет, ибо рассудок более всего боится пустоты и скорее доберется до луны, чем заглянет внутрь себя. Но Финн не чувствовал себя одиноким и не испытывал ни малейшего страха, когда пришел сын Мидны. Сначала была безмолвная ночь', медленно текли минуты - где нет перемен, там нет и времени. Не было ни прошлого, ни будущего, а только отупляющее бесконечное настоящее, способное растворить в себе разум. Потом взошла луна, и ее бледный свет пробивался сквозь бегущие по небу облака, почти нереальный, скорее ощущаемый, чем видимый, кажущийся лишь памятью о когда-то виденном свете. Но глаза Финна были глазами хищника, привыкшего выслеживать добычу во тьме и улавливать малейшее движение. И в этот раз он увидел не фигуру, а лишь ее движение, ощутил присутствие чего-то, что чернее окружающей тьмы, а спустя мгновение - услышал шаги великого сида.
И тут же Финн склонился к копью и сорвал с него ткань.
Затем из темноты донеслись другие звуки - чистые, волнующие ноты прекрасной мелодии, такой чудесной, что не хотелось слышать ничего, кроме нее.
Музыка иного мира! Дивный напев сидов! Она зачаровывала разум и вела его за собой, усыпляя волю и заставляя забыть обо всем.
Но Финн склонил чело к наконечнику волшебного копья, тем самым сохранив свой рассудок и чувства ясными и готовыми к битве.
Музыка затихла, и Аллен выпустил изо рта чудовищный язык голубого пламени. Но Финн, как видно, тоже знал толк в магии и выбросил вперед свой заколдованный плащ, поймав им пламя. И ужасный огонь ушел в землю на двадцать шесть пядей. С тех пор место, куда ударил огонь, называют Долиной Плаща, а возвышение, на котором стоял Айллен, - Ардом Огня. Можете себе представить удивление Айллена мак Мидна, когда он увидел, как его огонь ловит и направляет в землю невидимая рука! А уж испугался он, как может испугаться только маг, который, видя неудачу своих заклинаний, догадывается о более могучей противостоящей ему силе. Ведь он все сделал правильно! Он сыграл на флейте и тимпане, а от их звуков все должны были уснуть! Однако кто-то сумел повернуть пламя... Айллен собрал всю свою ужасную силу и выпустил новый язык голубого пламени. Огонь сорвался с его уст с ревом и свистом, пронесся и... исчез. Пришельца из Волшебной Страны охватил ужас. Он развернулся и побежал прочь от этого страшного места, боясь даже подумать о могучем сопернике, должно быть, преследующем его. Так, должно быть, чувствует себя волк, решивший завалить теленка и наткнувшийся на стадо быков. От страха Айллен забыл, что находится не в своем мире, а в мире людей, где тяжело двигаться и давит даже воздух. В своем собственном мире он бы, несомненно, убежал от Финна, но это был мир Финна, его родная стихия, и летающий бог не мог превозмочь пут земли. Финн догнал Айллена у самых ворот в Волшебную Страну и в последнее мгновение пустил копье. На Айллена неожиданно опустилась ночь. В глазах его потемнело, рассудок помутился и угас, И не осталось ничего... Он умер, как только острое лезвие Биры пронзило его спину. Финн отсек его прекрасную голову и направился обратно в Тару.
Да славится Финн, смертный, принесший смерть богу и мертвый ныне!
На рассвете он вошел во дворец. В то утро все проснулись рано, желая видеть разрушения, устроенные разгневанным божеством, но вместо этого увидели улыбающегося Финна с головой Айллена в руках.
- Так чего же ты хочешь? - вопросил Ард-Ри.
- Я хочу то, на что имею право, - произнес Финн, - я хочу вести за собой Фианну Ирландии.
-Выбирай, - обратился тогда Кони к Голлу, - либо ты немедленно покидаешь Ирландию, либо ты вложишь свою руку в руку этого героя и признаешь его власть!
Голл сделал то, на что решится не всякий, и сделал он это, ничуть не уронив достоинства.
- Вот моя рука, - сказал он.
И, протянув руку, заглянул в юные, но суровые глаза своего нового Вождя.