Вводная Конала Кернаха

Конал Кернах, сын Амаргена – персонаж героического эпоса Ирландии, доблестный воитель Улада.

Сюжетная вводная: на момент начала игры Конал Кернах находится в Уладе.

О Конале:

Из "Повести о юношеских деяниях Кухулина"

… — Скажи-ка мне лучше,— спросил он (Кухулин),— в какие края ведет та большая дорога, подле которой стоим мы?

— Что тебе до нее? — молвил Ибар,— кажется мне, что уж больно назойлив ты, мальчик.

— Надобно мне разузнать про большие дороги, что идут через наши края. Куда ж ведет эта?

— К самому Ат на Форайре у Слиаб Фуайт,— ответил Ибар.

— Знаю,— сказал ему Ибар, денно и нощно стоит там в дозоре один из славнейших уладов, дабы самому сразиться за весь Улад, если задумает недруг пойти на уладов войною. А случись кому из мудрецов и филидов оставить наш край без достойной награды, дело его поднести им сокровищ и разных подарков во славу всей нашей страны. Тем же из них, кто идет ко двору Конхобара, будет в пути он защитой до самого ложа владыки, где прежде всех прочих по праву должны быть пропеты их песни и сказы,

— Кто же сегодня стоит там на страже? — спросил мальчик.

— Знаю и это,— сказал ему Ибар,— ныне на страже у брода бесстрашный и победоносный Конал Кернах, сын Амаргена, первейший воин Ирландии.

Пускайся же в путь и вези меня к броду, о юноша,—повелел Кухулин, и вскоре очутились они у брода, где стоял Конал.

— Уж не принял ли ты оружие, мальчик? — спросил тот.

— Воистину так! — ответил Ибар.

— Тогда пусть дарует оно торжество и победы, да первым омоется кровью в бою,— сказал Конал,— но все же не рано ль тебе приниматься за дело, ведь если придет сюда кто-то просящий защиты, за всех уладов станешь ты поручителем и по твоему зову будут подниматься благородные воины.

— Что же ты делаешь тут, о господин мой Конал? — спросил мальчик.

— Стою я в дозоре на страже границы, о мальчик,— ответил Конал.

— Отправляйся теперь же домой, о господин мой Конал,— сказал Кухулин,— и разреши мне остаться в дозоре на страже границы.

— Нет, мальчик,— возразил Конал,— не достанет у тебя сил сразиться с доблестным мужем.

— Тогда я отправлюсь на юг к Фертас Лоха Эхтранд поглядеть, не окрасятся ль нынче же руки мои кровью врага пли друга.

И сказал Конал, что пойдет вместе с ним, чтоб не остался Кухулин один в порубежной земле. Воспротивился этому мальчик, но Конал стоял на своем, ибо вовеки не простили бы ему улады, если б отпустил он мальчика одного к границе.

Вскоре взнуздали лошадей Конала и запрягли их в колесницу. Пустился в путь Конал охранять мальчика. По лишь поравнялись они и поехали бон и бок, рассудил Кухулии, что помешает ему Копал отличиться каким-нибудь славным деянием, коли представится случай. Подобрал он тогда с земли камень величиной с кулак и метнул в колесницу Копала, да попав в ярмо, перебил его надвое, так что свалялся Копал на землю и повредил кость в плече.

— В чем дело, мальчик? — воскликнул Конал.

— Это я кинул камень,— отвечал Кухулин, — поглядеть, как далеко зашвырну я его, да прямо ли в цель, и могу ль показать себя храбрым бойцом.

— Будь проклят твой камень и ты вместе с ним,— вскричал Конал. — Пусть нынче ж отрубят враги твою голову, не сделаю я теперь и шага, чтобы защитить тебя.

— О том и просил я,— сказал ему мальчик,— ибо гейс запрещает уладам трогаться в путь, если плоха колесница.

Тогда воротился Конал обратно на север к Ат на Форайре, а мальчик направился к югу, в сторону Фертас Лоха Эхтранд и очутился там еще до исхода дня…

Из Саги "Сватовство к Эмер"

Правил некогда в Эмайн Махе великий и славный король по имени Конхобар, сын Фахтна. Ни в чем не знали тогда недостатка улады. Были среди них мир, покой и довольство, хватало плодов, всякого урожая и добычи на море, под доброй властью жили все по праву и справедливости. Порядок, согласие да изобилие царили в королевских покоях Эмайн.

Вот каковы были те покои, что звались Красная Ветвь Конхобара и во всем походили на Медовый Покой. По девять лож стояло там от очага до стены. В тридцать пядей высоты была каждая из, отделанных бронзой, стен королевского дома. Все они были украшены резьбой по красному тису. Снизу был деревянный пол, а сверху крытая черепицей крыша. Сразу у входа — ложе самого Конхобара, с серебряным основанием и столбами из бронзы. На их верхушках сияло золото и драгоценные камни, так что не отличить было подле них дня от ночи. Сверху спускалась к ложу серебряная пластина. По всему дому был слышен ее звон, и стоило Конхобару ударить в нее королевским жезлом, как все улады тотчас же замолкали. Двенадцать лож для двенадцати колесничных бойцов окружали ложе короля.

Поистине все доблестные воины Улада могли собраться в тот дворец на пир, и все ж ни один из них не теснил другого. Славны и прекрасны были доблестные воины, что сходились во дворце в Эмайн. Немало празднеств и сборищ случалось там, и были на них пение, игры и музыка — воины показывали свою ловкость, филиды пели, а арфисты и прочие музыканты играли.

Как-то однажды собрались улады в Эмайн Махе, чтобы распить иарнгуал. По сто раз наполнялась чаша в такие вечера. Было это питье угля. На веревке, что протягивали от одной двери дома до другой, показывали воины свою ловкость. Девятью двадцати да еще пятнадцати пядей в длину был дворец Конхобара. Три искусных приема совершали воины: прием с копьем, прием с яблоком и прием с острием меча.

Вот имена воинов, что отличались в этих играх: Конал Кернах, сын Амаргена, Фергус, сын Роса Ройг Родана, Лоэгайре Буадах, сын Коннада, Келтхайр, сын Утехайра, Дубтах, сын Лугдаха, Кухулин, сын Суалтайма…

… И все же,— говорил он,— если бы Кухулин отправился в Шотландию к Домналу Милдемалу, то от того возвеличилось бы его боевое искусство, а если бы довелось ему побывать у Скатах, дабы обучиться боевым приемам, то превзошел бы он великих бойцов всей Европы.

И оттого предлагал это Форгал Кухулину, чтобы тот не вернулся назад… Кухулин же отправился в путь с Лоэгайре Буадахом и Конхобаром, хотя иные считают, что был с ними еще Конал Кернах. … Поклялся тогда каждый из них хранить верность другому, если только смерть не заставит кого-то покинуть другого. Повелел каждый из них другому хранить их дружбу, и отправился Кухулин в Шотландию.

Когда же пришли они к Домналу, научил он их как раздувать мехи через четырехугольный камень. До того им приходилось стараться, что пятки их начинали чернеть или синеть. Потом научил он воинов взбираться но воткнутому копью до самого наконечника и стоять на нем. Между тем, полюбила Кухулина дочь Домнала. Имя ее было Дорнола. Воистину ужасен был ее облик. Огромны были ее колени, пятки были вывернуты вперед, а носки назад. Громадные серо-черные глаза были у нее на лице. Непомерен был лоб девушки, а само лицо, чернее чаши смолы. Грубые ярко-рыжие волосы были уложены в косы вокруг ее головы. Отказался Кухулин разделить се ложе, и тогда поклялась девушка отомстить ему за это. Сказал Домнал Кухулину, что не закончено будет его обучение, если не побывает он на севере у Скатах. И отправились тогда в путь все четверо: Кухулин, Конхобар, правитель Эмайн, Конал Кернах и Лоэгайре Буадах. И тут вдруг словно встала у них перед глазами Эмайн Маха. Не смогли снести этого Конхобар, Конал и Лоэгайре. Дочь Домнала наслала на них это видение, дабы разлучить Кухулина с его товарищами и сгубить его…

Отрывок из саги "Похищение стад Фроэха"

…До следующего дня оставались Фроэх и его люди во дворце, а потом собрались в путь и распрощались с Айлилем и Медб.

Отправились они в свои родные края, и случилось так, что тем временем похитили скотину Фроэха. Вышла к нему его мать.

— Не к добру ты ушел в этот раз,— сказала она,— и немало узнаешь ты горя. Похитили твою скотину, трех твоих сыновей и жену увели в Альпы. Три коровы теперь на севере Британии у круитни.

— Скажи, что мне делать?— спросил Фроэх.

— Не нужно тебе идти за ними и губить свою жизнь,— ответила мать. Я дам тебе других коров.

— Нет, я пойду,— сказал Фроэх,— ибо честью и жизнью поручился перед Айлилем и Медб, что явлюсь со своей скотиной в пору Похищения Быка из Куальнге.

— Не видать тебе того, что ты ищещь,— сказала ему мать и ушла от него.

Тогда взял с собой Фроэх три раза по девять мужей, сокола да пса и отправился в страну уладов. Там у холмов Баирхэ встретил он Конала Кернаха и рассказал ему все.

— Несчастье принесет тебе то, что ты задумал,— сказал ему Конал. — Много узнаешь ты горя, если и вправду решился.

— Раз уж мы встретились,— сказал Фроэх,— то помоги мне и раздели со мной путь.

— Хорошо, я пойду,— сказал Конал.

Втроем переправились они через море, прошли страну саксов, переплыли пролив и, проникнув на север страны лангобардов, добрались до Альп. Там увидели они перед собой женщину, которая пасла стада.

— Пусть останутся здесь наши воины,— сказал Конал Фроэху,— а мы с тобой пойдем поговорить с женщиной. Пошли они поговорить с женщиной.

— Откуда вы?— спросила та.

— Мы ирландцы,— ответил ей Конал.

— Несчастье принесут ирландцам эти земли,— сказала женщина,— моя мать тоже из ваших краев.

— Тогда помоги нам как соплеменникам и укажи дорогу. В какую страну мы попали?

— Это дикая и ужасная страна,— ответила женщина,— и живут здесь свирепые воины. Во всe концы света отправляются они за скотиной, женщинами и иной поживой.

— Какова же их последняя добыча?— спросил Фроэх.

— Это скотина Фроэха, сына Идата с запада Ирландии, да его жена и трое сыновей,— ответила женщина, — Жена его с их королем, а скотина пасется перед вами.

— Помоги нам,— сказал Конал.

— Немногим могу я помочь,— ответила женщина,— разве что укажу дорогу.

— Перед тобою сам Фроэх, сказал Конал,— это у него угнали скотину.

— Верите ли вы женщине?—спросила она.

— Верил я женщине, когда она пришла, но теперь, может быть, нет ей веры.

— Пойди к женщине, что пасет скотину, и расскажи ей все. Из Улада и Ирландии ее род.

Подошли они к женщине, обняли ее и назвали свои имена. Тогда приветствовала их женщина.

— Что с вами случилось?— спросила она.

— Несчастье,— ответил ей Конал,— ибо скотина и женщина в крепости наши.

— Воистину нелегко будет вам одолеть ее стражу,— сказала женщина- — Но самое трудное победить змею, что охраняет крепость.

— Пусть она не приближается ко мне. Уж лучше я поверю не этому, а тебе, ибо ты из уладов.

— Как вас зовут, если и вы из уладов?— спросила женщина.

— Вот Конал Кернах, лучший воин среди уладов,— сказал Фроэх.

Обняла женщина Конала.

— На этот раз не избежать разрушения, — сказала она, — ибо пришел его час. Предсказано, что тебе суждено разрушить крепость. Не останусь я здесь и не буду доить коров. Открою я ворота крепости, которые мне положено закрывать. Скажу я, что высосали телята все молоко у коров. Вы же входите в крепость, когда все заснут. Нет ничего страшнее для вас, чем змея. Немало уже людей стало ее добычей.

Потом напали они на крепость, и тогда бросилась змея на Конала Кернаха и попала в его боевой пояс. Разрушили они крепость, вызволили женщину да трех сыновей и взяли дорогую добычу. Тогда выпустил Конал змею, в никто из них не причинил вреда другому…

Скела "Смерть Кухулина":

"...не слышал я жалоб женщин и детей, без того, чтобы немедля не помочь им,— сказал Кухулин.

Вышли тогда к нему пятьдесят женщин королевского рода и обнажили перед ним свою грудь. И обнажили они на его глазах свою грудь, дабы удержать героя от славных подвигов и не пустить из Эмайн. К тому же принесли они три чана с водой, желая смирить боевой пыл Кухулина и уберечь его в этот день от сражения.

— Вижу я, что не идет Кухулин к сыновьям Галатина, ибо магическими наговорами смутили его,— сказал Лугайд. Долго придется ждать пришедшим сюда из Дун Керна, Белайб Кон Глайс, Темры Луахра и Три Усце, что у Беойя Менболг. Недобрыми чарами держат Кухулина, и не скоро явится он. Отправимся же туда сами!

На другой день подступило войско сыновей Галатина к Эмайн Махе, и вся она скрылась за дымом пожарищ, а оружие в ней попадало с крюков. Плохие вести несли Кухулину.

И тогда сказала Леборхам;

— Поднимись, о Кухулин, встань на защиту Маг Муиртемне от мужей Галеоин, о ты, Лугом зачатый, славно взращенный, обрати против врага свои боевые приемы. О Кухулин, поднимись, чтобы от отчаяния били руками после твоего нападения на великую Маг Мупртемне, о воин битвы. Пусть не успокоит тебя Кормак. Далеко люди Конхобара, и не близок Конал к Кормаку. Не смехом, а убийством творит Лугайд это дело. Приготовься же, о непобедимый, о внук Катбада, поднимись!

Так отвечал ей Кухулин:

— Оставь меня, о женщина. Не один я в краю Конхобара способен отбросить жестоких врагов, не один. Воистину велика моя усталость, и не мне уж с охотою к ранам стремиться.

Так сказала тогда Ниам, дочь Келтхайра, что приходилась супругой Коналу Кернаху:

— Известно тебе, о Кухулин, что не колесницы Конала видишь ты, сражающиеся с уладами у бродов победы...

— О женщина,—сказал Кухулин,—даже если бы я знал, что обречен на смерть, то ради чести своей не стал бы избегать погибели.

Потом подошел Кухулин к своему оружию и принялся облачаться для боя. Когда надел он свой плащ, заколка выпала у него из рук. Так сказал тогда Кухулин:

— Нет здесь вины моего плаща, дающего не знак. Виновата заколка, что ранит мою плоть, пройдя сквозь ногу. Щитом будут разбросаны останки добычи. Разделение мечом. При деснице мои кулаки. Быстрый удар. Кровь исторгнут из ран руки мужей.

Потом облачился Кухулин, взял свой щит с разящей кромкой и сказал Лаэгу, сыну Риангабара:

— Запряги нам колесницу, друг Лаэг!

— Клянусь богом, которым клянется мой народ,— отвечал Лаэг,— что даже если бы все улады из королевства Конхобара собрались нынче у Серого из Махи, то и они не смогли бы запрячь его в колесницу. Никогда до сего дня не упирался он и привык лишь угождать мне. Если желаешь, пойди сам и спроси Серого.

Подошел Кухулин к коню, а тот трижды повернулся к нему левым боком. Накануне ночью Морриган разбила колесницу Кухулина, ибо не желала пускать его в битву. Знала она, что тогда уж не вернуться герою в Эмайн Маху.

Сказал тут Кухулин Серому из Махи:

— Не в твоем обычае было, о Серый, чтобы... оставалось от меня слева. О жестокий ворон, не сделаю я того, от чего обесценится смерть. Не поворачивается дух мой к равнине, из которой скакал бы я на тебе. Велики красные потоки. Вечные кони и колеса, остов, упряжь, подстилка, на которой приятно нам было сидеть — все разбила нам Бадб в Эмайн Махе.

Тогда посмотрел на Кухулина Серый из Махи, и выкатились из его глаз большие кровавые слезы. Вскочил Кухулин на колесницу и устремился на юг по дороге в Мид Луахар. Вдруг увидел он перед собой девушку, и была это Леборхам, дочь Ай и Адарк, раба и рабыни при дворе Конхобара. Так сказала Леборхам:

— Не покидай нас, не покидай нас, о Кухулин! Благородно лицо твое, прекрасны щеки твои, пламенеет дивный твой лик, что назначен израненным быть. Оплакана будет твоя погибель. Горе женщинам, горе сынам! Горе нашим очам, долог будет плач по тебе. Поступью королевски-благородного отправишься ты в бой, где умрешь, о великий бог Маг Муиртемне!

Так сказала она и тут испустили ужасный стон трижды пятьдесят женщин из Эмайн Махи,

— Лучше бы нам не выезжать,— сказал Лаэг,— ибо до сего дня не изменяла тебе сила, что получил ты в наследство от материнского рода.

— Нет уж,— ответил Кухулин,— поезжай вперед, ибо дело возницы — править конями, воина — встать на защиту, мудрого — дать совет, мужа — быть сильным, женщины — платать. Поезжай вперед навстречу сражению, ибо сетования уже ничему не помогут.

Направо повернула колесница, и тогда испустили женщины крик страдания, скорби в жалости, зная, что уже не вернуться герою в Эмайн Маху.

Встретился им на пути дом кормилицы, которая вырастила Кухулина. Заходил к ней Кухулин всякий раз, когда ехал на юг или с юга. Всегда был у кормилицы для него кувшин пива. Выпил Кухулин пива и распрощался с кормилицей. Потом поехал он дальше по дороге в Мид Луахар мимо Равнины Могна. И вот, что он здесь увидел: трех старух, слепых на левый глаз, стоящих перед ним на дороге. На ветках рябины поджаривали они собачье мясо, сдабривая его ядом и говоря заклинания. Был у Кухулина гейс, который запрещал ему отказываться от пищи с любого очага. И еще не мог Кухулин есть мясо своего тезки. Пожелал он проехать мимо старух, ибо знал, что не будет ему пользы останавливаться. Тогда сказала одна из старух:

— Остановись у нас, о Кухулин!

— Вот уж нет,— отвечал тот.

— У нас всего только и есть, что собачье мясо,— сказала старуха,— будь у нас на очаге еда посытнее, ты бы остался, а так не желаешь. Недостойно великого человека проходить мимо ничтожного дара и не принять его.

Тогда подъехал к ним Кухулин, и подала ему старуха левой рукой кусок мяса из собачьего бока. Стал Кухулин есть мясо и класть его под свое левое бедро. Оттого и рука его и то бедро, под которое он клал мясо занемогли на всю длину и не стало в них прежней крепости.

Поехали Кухулин и Лаэг дальше по дороге в Мид Луахар и обогнули гору Фуат с юга.

— Что видишь ты впереди, друг мой Лаэг? — спросил тогда Кухулин.

— Много врагов и великую победу,— ответил Лаэг.

— Горе мне,— сказал на это Кухулин,— шум битвы, темно-красные кони...

Отправился Кухулин дальше на юг по дороге в Мид Луахар и увидел крепость, стоящую на Маг Муиртемне. Так сказал тогда Эрк, сын Кайрпре:

— Вижу я дивную колесницу, прекрасно сработанную, великолепную, с зеленым пологом, множеством боевых приемов, с прекрасным навесом. Вот какова та колесница: два коня влекут се, узкоголовые, узкобедрые, узкомордые. Достойны друг друга те кони и равно выносливы, но не схожи между собой. Один из коней с огромными ноздрями, широкими глазами, крутыми бедрами, огромным животом, громоподобный, стремительный, выгнутый. Второй конь черный, как смоль, белоголовый, высоколобый, с черными бровями. Па тех конях два высоких золотых хомута. На самой колеснице вижу я воина с длинными светлыми волосами. В его руках красное, пламенеющее, сверкающее копье. Неудержимо мчится воин на колеснице. Три пряди в его волосах — темная на макушке, красные, словно кровь, по бокам. Золотой обруч удерживает их. Прекрасна голова воина, и прекрасны его волосы, тремя потоками струящиеся вокруг головы. Они, словно золотые нити, лежащие на наковальне под рукой искусного умельца, или цветы лютика под лучами солнца в летний день середины мая. Сверкает каждая прядь волос этого юного воина.

Стремится к нам этот воин, о мужи Ирландии, не вступайте с ним в битву!

Между тем, возвели для Эрка холм из дерна и окружили его рядом щитов. Три кровавых боя выдержали тогда ирландцы. И сказал тогда Эрк:

— Вступите же в схватку с Кухулином, о ирландцы!

И еще говорил он так:

— Поднимайтесь, о мужи Ирландии, идет сюда Кухулин, славный защитой, победоносный, с кровавым мечом.

— Как встретить его нам? Как защититься? — спросили ирландцы.

— Не трудно ответить,— сказал им Эрк. Вот вам мой совет. Из четырех королевств Ирландии собрались вы тут, так сойдитесь же все вместе и окружите войско заслоном из щитов. На каждом возвышении вокруг войска поставьте троих из вас. Пусть двое будут храбрейшими воинами, что примутся сражаться друг с другом, а подле них встанет певец. Он обратится к Кухулину с просьбой отдать его копье, что зовется Славное из Славных. Такова будет эта просьба, что не сможет отказать Кухулин, и тогда в него самого будет пущено это копье. Есть пророчество, что суждено тому копью поразить короля, если не выпросим мы его у Кухулина. Потом издайте вы крик скорби и призыва, и тогда не сможет он сдержать пыл и ярость коней. Оттого и не удастся ему вызывать вас ноодиночке на битву, как бывало это при Похищении Быка из Куальнге.

Как сказал Эрк, так все и было сделано. Тем временем приблизился к войску герой и с колесницы обрушил на него мощь своих громовых приемов: громового приема ста, да громового приема трехсот, да громового приема трижды девяти мужей, и рассеял войско по Маг Мунртемне. Потом налетел Кухулин на врагов и принялся разить их своим оружием. Копьем, мечом и щитом своим бился он так, что не меньше, чем в море песчинок, звезд в небе, капель росы в мае, снежинок зимой, градин в бурю, листьев в лесу, колосьев на равнине Брега, травы под копытами лошадей в летний день было половин голов, половин черепов, половин рук, половин ног и красных костей на широкой равнине Муиртемне. Серой сделалась она от мозгов убитых в том побоище и ударов, что обрушил на врагов Кухулин.

Потом увидел Кухулин двух воинов, так тесно сошедшихся в схватке, что было их не оторвать друг от друга.

— Позор тебе, о Кухулин, если не разнимешь ты этих воинов,— сказал певец.

Тогда бросился на них Кухулин и ударил каждого кулаком по голове с такой силой, что мозг вытек у них наружу через уши и ноздри.

— Воистину, ты разнял их,— сказал певец,— в уж не причинят они теперь зла друг другу.

— Не уняться бы им, если бы не твоя просьба,— ответил Кухулин.

— Дай мне твое копье, о Кухулин,— попросил тогда певец.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ,— ответил Кухулин,— не больше тебе нужды в нем, чем мне. Нападают на меня ирландские воины и я бьюсь с ними.

— Если не отдашь, я сложу на тебя песнь поношения,— сказал певец.

— Не случалось мне быть опозоренным за отказ в подношении и скупость,— ответил Кухулин.

Тут метнул он копье древком вперед с такой силой, что пробило оно насквозь голову певца и поразило девятерых, что стояли за ним.

Потом проехал Кухулин сквозь войско врагов до самого конца.

Поднял тогда Лугайд, сын Ку Рои, готовое к битве копье, что было у сынов Галатина.

— Кого поразит это копье, о сыновья Галатина? — спросил он.

— Король падет от этого копья,— ответили сыновья Галатина.

Метнул тогда Лугайд копье в колесницу и попал Лаэгу в самую середину тела, так что все его внутренности вывалились на подстилку колесницы. И сказал тогда Лаэг:

— Жестока моя рана.

Сияет каждое облако — утоление прекрасно, скал беспокойство человек, прекраснее слова — будет в любви, сладки слова жениха.

Вытащил тогда Кухулин копье из раны и распрощался он с Лаэгом. Потом сказал Кухулин:

— Воистину, придется мне быть сегодня и воином, и возницей.

Проехал Кухулин по вражескому войску до самого конца и снова увидел перед собой двух бьющихся воинов и певца подле них.

— Позор тебе, о Кухулин, если не разнимешь ты этих людей,— сказал певец.

Кинулся тогда на них Кухулин и отбросил воинов в стороны с такой силой, что клочья их тел усеяли камни вокруг.

— Дай мне твое копье,— сказал тут певец.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ,— ответил Кухулин,— не больше у тебя нужды в нем, чем у меня. Своей рукой, своей доблестью и своим оружием должен изгнать я сегодня с Маг Муиртемне воинов четырех королевств Ирландии,

— Тогда я ославлю тебя,— сказал певец.

— Лишь один раз в день должен я исполнять просьбу,— ответил Кухулин,— в сегодня уж я искупил свою честь.

— Из-за тебя я ославлю весь Улад,— сказал певец.

— Никогда доныне не бывал опозорен Улад из-за моей скупости или корысти. Немного осталось мне жизни, но и теперь не бывать тому,— ответил Кухулин.

Древком вперед метнул он тогда свое копье, что прошибло насквозь голову певца и убило девятерых, что стояли за ним. Потом снова проехал Кухулин сквозь войско, как уже говорили мы раньше.

Между тем поднял Эрк, сын Кайпре, готовое к битве копье, что было у сынов Галатина.

— Кто падет от этого копья, о сыновья Галатина? — спросил он.

— Не трудно ответить. Король падет от этого копья,— сказали сыновья Галатина.

— Уже слышал я это от вас, когда поднял копье Лугайд.

— Так и случилось,— сказали сыновья Галатина,— ибо пал от него король возниц Ирландии, возница Кухулина, Лаэг.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ, — сказал Эрк,— не тот еще это король, кому суждено быть.

Тут поднял он копье и метнул его так, что попало оно в Серого из Махи. Вытащил Кухулин копье из раны, и простились они с Серым из Махи. Потом покинул Кухулина Серый из Махи с половиной хомута на шее бросился в Серое Озеро, что у горы Фуат. Оттуда добыл его Кухулин, и воротился в него раненый конь. И сказал тогда Кухулин:

— Воистину буду я ныне с одним конем и половиной хомута.

Потом оперся Кухулин ногой о хомут и снова проехал сквозь войско врагов.

Тут увидел он двоих бьющихся воинов и певца подле них. Разнял Кухулин воинов так же, как прежде других четырех.

— Отдай мне свое копье,—сказал певец.

— Нет тебе в нем большей нужды, чем мне,— ответил Кухулин.

— Я ославлю тебя,— сказал певец.

— Довольно я уже сделал для своей чести и не должен больше одного раза в день исполнять просьбы,— ответил Кухулин.

— Из-за тебя я ославлю весь Улад,— сказал певец.

— Довольно я сделал для чести уладов,— ответил Кухулин.

— Я ославлю твой род,— сказал певец.

— Хоть и мало осталось мне жизни,— ответил Кухулин,— но пусть до земель, где я не бывал, не дойдут прежде меня слухи о моем позоре,— ответил Кухулин.

Тогда метнул он копье древком вперед, и пробило оно насквозь голову певца да поразило еще трижды девять мужей.

— Воистину, это дар ярости, о Кухулин, — промолвил певец.

Потом в последний раз проехал Кухулин сквозь войско до самого конца.

Тем временем поднял Лугайд готовое к битве копье, что было у сынов Галатина.

— Кого поразит это копье, о сыновья Галатина?— спросил он.

— Оно поразит короля,— ответили те.

— То же самое слышал я, когда метнул его утром Эрк,— сказал Лугайд.

— Воистину так и случилось,— ответили сыновья Галатина,— ибо пал от него король коней Ирландии, Серый из Махи.

— Клянусь том, чем клянется мой народ,— сказал Лугайд,— не тот это король, которому оно назначено.

Тут метнул Лугайд копье в Кухулина, и в этот раз попало оно прямо в него, так что все внутренности вывалились на подстилку колесницы. Тогда убежал от него Черный из Чудесной равнины с половиной хомута на шее и устремился к Черному озеру, что в краю Мускрайге Тире. Оттуда добыл его Кухулин, туда и воротился он напоследок, и все озеро при том закипело.

Остался Кухулин на колеснице один средь равнины. И тогда сказал он:

— Желал бы я добраться до того озера, чтобы напиться из него.

— Не воспротивимся мы этому, если только ты вернешься обратно.

.— Прошу вас только прийти за мной,—сказал Кухулин,— если не смогу я вернуться сам.

Потом подобрал он рукой свои внутренности а отправился к озеру. Добрался он до него, поддерживая рукой внутренности и прижимая их к телу. У озера напился он воды ц выкупался. Оттого и зовется это озеро Озером Помогающей Руки, что на Маг Муиртемне. Иначе зовется оно Озером Поддерживающей Волны.

Потом немного прошел Кухулин и позвал ирландцев, дабы они приблизились к нему. Приблизилось к нему немало воинов. Посмотрел на них Кухулин и подошел к высокому камню, что стоял на равнине, и привязал себя к нему, ибо не хотел умирать ни сидя, ни лежа, а только стоя. Окружили его тогда воины, но не решались тронуть Кухулина, полагая, что он еще жив.

— Позор вам,— сказал Эрк, сын Кайрпре,— если не отсечете вы ему голову и не отомстите за моего отца, которому он отрубил голову, что захоронена у затылка Экдаха Нна Фер. Отнесли ее в Сид Цента.

Тут прискакал к Кухулину Серый из Махи, дабы защитить его, пока была еще в нем душа, и ото лба исходил луч света. Три кровавых броска совершил на врагов Серый из Махи и пятьдесят из них разорвал зубами, а по тридцать сокрушил каждым копытом. Оттого-то и говорится, что не бывает натиска сокрушительнее того, что обрушил на врагов Серый из Махи после смерти Кухулина.

Потом прилетели птицы и сели на плечи Ку-хулина.

— Не прилетали доныне птицы на этот камень,— сказал Эрк, сын Кайрпре.

Потом ухватил Лугайд из-за спины волосы Кухулина и отрубил ему голову. Тогда выпал из руки Кухулина его меч и отсек Лугайду правую руку, так что свалилась она на землю. В отместку отсекли Кухулину правую руку. Потом ушли оттуда воины, унося с собой голову Кухулина и его руку.

Пришли они в Тару и там погребли голову и руку, завалив щит Кухулина землей доверху.

Так сказал Кенд Файлад, сын Аилиля:

Пал Кухулин - прекрасный столб,

воин могучий из Аирбиу Рофир

остановил воинов - моя защита

Лугайда, Сына Трех Псов.

Многих сразил он - ясная сила –

не смертью труса погиб он.

Четырежды восемь воинов, четырежды десять,

Четырежды пятьдесят - прекрасная битва,

четырежды тридцать - огромно число,

четырежды сорок - деяние кроваво.

Четырежды двадцать - найден с честью –

сразил сын Суалтама.

Убиты - долог плач –

тридцать королей от ударов его,

семижды пятьдесят героев.

Конец пришел его пути –

великого героя - на холме Тары,

приставлена голова его

к затылку Кайрпре Ниа Фера.

Воистину, голова Экдаха

лежит в Сид Нента за Усциу

приставлена голова Кайрпре – прекрасный король –

к затылку Экдаха в Тетба.

Потом двинулось войско дальше на юг я подошло к реке Лафи. Сказал тут Лугайд своему вознице:

— Стал тяжел мне мой пояс. Хотелось бы мне выкупаться.

Отделился Лугайд от войска, которое пошло дальше, и выкупался. Вдруг заметил он между своих икр плывущую рыбу. Отдал ее Лугайд вознице на берег, а тот разжег огонь, чтобы изжарить ее.

Между тем, войско у ладов двигалось от Эмайн Махи на юг к горе Фуат, дабы собрать там дань. И был уговор между соперниками в подвигах, Коналом Кернахом и Кухулином, что кто бы из них ни умер первым, он будет отмщен другим. И говорил Кухулин, что если погибнет он первым, то должен быть отмщен немедля, и сам отомстит за Конала, лишь только прольется его кровь на землю.

Ехал Конал на своей колеснице впереди войска, как вдруг встретился ему Серый из Махи, что весь в крови бежал к Серому Озеру. Так сказал тогда Конал Кернах:

— Если бежит он с хомутом к Серому озеру, значит пролилась кровь и разбита колесница. Пролилась кровь людей и лошадей вокруг правой руки Лугайда. Лугайд, сын Ку Рои, сына Дайре — вот кто убил моего названного брата Кухулина.

Потом двинулись вперед Конал Кернах и Серый из Махи и добрались до того места, где было сражение. Увидели они Кухулина подле камня, и тогда подошел к нему Серый из Махи и положил голову на его грудь.

Большая печаль Серому из Махи это тело,— сказал Конал.

После этого отошел Конал и поставил ногу на вал.

— Клянусь тем, чем клянется мой народ, — сказал он,— это вал великого воина.

— Воистину нарек ты его,— сказал друид,— отныне и до конца времен будет он называться Валом Великого Воина.

Потом отправился Конал дальше по следу войска. Лугайд же в то время купался.

— Погляди по сторонам,— сказал он своему вознице,— дабы никто не застал нас врасплох.

Посмотрел по сторонам возница и сказал:

— Едет к нам всадник, о Лугайд. Велика быстрота и поспешность, с которой он мчится. Кажется, будто все вороны Ирландии вьются над ним. Мнится мне, словно все поле перед ним устлано хлопьями снега.

— Не по душе мне тот воин,— ответил Лугайд,— ибо это сам Конал Кернах на Красной Росе. Не вороны вьются над ним — то летят комья земли из-под копыт его коня. Не снег устилает равнину — то хлопьями падает пена с морды его коня и с удил. Посмотри, какой дорогой он едет.

— Едет он к броду,— ответил возница,— той же дорогой, где шло наше войско.

— Пусть бы проехал он мимо,— сказал Лугайд,— ибо не по душе мне встреча с этим всадником.

Между тем, подъехал Конал Кернах к броду и, зайдя на его середину, посмотрел в сторону

— Запах лосося там,— сказал он.

Во второй раз посмотрел оп в сторону.

— Запах возницы там,— сказал он.

В третий раз посмотрел он в сторону.

— Запах короля там,— сказал он.

Потом подъехал Конал ближе и сказал:

— Приятна мне наша встреча и мило лицо должника, когда можно требовать уплаты долга. Долг за тобой, ибо ты убил моего товарища Кухулина. За этим-то долгом я пришел к тебе.

— Воистину несправедливо и недостойно мужа сделаешь ты, если не станешь сражаться со мною в Мунстере,—сказал Лугайд.

— Так тому и быть, но отправимся туда не по одной дороге, дабы не быть нам вместе и не разговаривать,— ответил Конал.

— Это не трудно сделать,— ответил Лугайд,— ибо поеду я через Белах Габруайн, Бе-лах Смехунь, Габур и Майрг Лаген до Маг Аргетрос.

Первым прибыл туда Лугайд, а за ним явился и Конал. Метнул Конал свое копье и попал в Лугайда, что стоял тогда упершись ногой в один из камней на Маг Аргетрос. Оттого и зовется с тех пор этот камень Камнем Лугайда.

Получив первую рану, ушел оттуда Лугайд и вскоре оказался у Ферта Лугайд близ Дройктиб Осайрге. Вот что говорили там воины:

— Хотелось бы мне, чтобы поступил ты по чести,— сказал Лугайд.

— Чего же ты хочешь? — спросил Конал.

— Должен ты биться одной рукой, ибо и у меня лишь одна рука,— сказал Лугайд.

— Я согласен на это,— сказал Конал.

Тогда привязали они одну руку Конала к его боку. Потом начали они биться и никто из них не мог одолеть врага от одной стражи дня до другой. Не по силам было Коналу победить Лугайда, и тогда взглянул он на своего коня, Красную Росу, что стоял неподалеку. И была у того коня песья голова, так что в сражении и схватке грыз он тела людей. Подскочил конь к Лугайду и вырвал у него кусок мяса из бока, так что все внутренности вывалились к его ногам.

— Горе мне,— вскричал Лугайд, — не по чести поступил ты, о Конал!

— Поручился я лишь за себя,— отвечал на это Конал,— а не за лошадей да скотину.

— Знаю я, что не уйдешь ты теперь без моей головы,— сказал Лугайд,— так же, как мы ушли с головой Кухулина. Пусть же теперь будет моя голова при твоей голове, мое королевство при твоем королевстве, а мое оружие при твоем оружии. Желаю я, чтобы теперь ты стал лучшим воином во всей Ирландии.

И тогда Конал Кернах отрубил ему голову. Потом двинулся он в путь, увозя голову, и догнал войско уладов у Ройре, что в лейнстерских землях. Там водрузил он голову на камень и так оставил ее. Потом пришли они в Грис. И спросил там Конал Кернах, взял ли кто-нибудь с собой голову.

— Мы не брали,— ответили все.

Так сказал тогда Конал Кернах:

— Клянусь тем, чем клянется мой народ,— это непростительное деяние.

Отсюда в пошло название Мидбине у Ройре.

Тогда снова двинулось войско туда, где осталась голова и увидели, что викто не взял ее, и не прошла она сквозь камень.

В ту неделю не вступили улады с победой в Эмайн Маху. Лишь душа Кухулина явилась пятидесяти женщинам королевского рода, что были опечалены в день, когда выехал Кухулин иа битву. Увидели они Кухулина в воздухе над Эмайн Махой, стоящего на колеснице. Так пропел ом им:

— О, Эмайн, Эмайн, великая, великая своими землями!"

Из "Повести о кабане Мак Дато":

…И так, одного за другим, обесчестил Кет всех воинов Улада.

В то время как он, с ножом в руке, уже готов был приняться за кабана, все увидели Конала Победоносного, входящего в дом. Одним прыжком очутился он среди собравшихся. Великим приветом встретили его улады. Сам Конхобар снял венец со своей головы и взмахнул им.

- Хотел бы и я получить свою долю! - воскликнул Конал. - Кто производит дележ?

- Пришлось уступить тому, кто делит сейчас, - сказал Конхобар, - Кету, сыну Матаха.

- Правда ли, - воскликнул Конал, - что ты, Кет, делишь кабана?

Запел Кет:

Привет тебе, Конал! Сердце из камня!

Дикое пламя! Сверканье кристалла!

Ярая кровь кипит в груди героя,

Покрытого ранами, победоносного!

Ты можешь, сын Финдхойм, состязаться со мной!

В ответ запел Конал:

Привет тебе, Кет, первенец Матаха!

Облик героя! Сердце из кристалла!

Лебединые перья! Воитель в битве!

Бурное море! Ярый бык прекрасный!

Все увидят, как мы сойдемся,

Все увидят, как разойдемся.

Пастух о битве нашей расскажет,

И простой работник не раз о ней вспомнит.

Выходят герои на схватку львиную.

Кто кого нынче в этом доме повалит?

- Эй, отойди от кабана! - воскликнул Конал.

- А у тебя какое право на него? - спросил Кет.

- У тебя есть право вызвать меня на поединок, - сказал Конал. - Я готов сразиться с тобой, Кет! Клянусь клятвой моего народа, с тех пор как я взял копье в свою руку, не проходило дня, чтобы я не убил хоть одного из коннахтов, не проходило ночи, чтобы я не сделал набега на землю их, и ни разу не спал я, не подложив под колено головы коннахта.

- Это правда, - сказал Кет. - Ты лучший боец, чем я. Будь Анлуан здесь, он вызвал бы тебя на единоборство. Жаль, что его нет в доме.

- Он здесь, вот он! - воскликнул Конал, вынимая голову Анлуана из-за своего пояса.

И он метнул ее в грудь Кета с такой силой, что у того кровь хлынула горлом. Отступил Кет от кабана, и Конал занял его место.

- Пусть поспорят теперь со мной! - воскликнул он. Ни один из воинов Коннахта не дерзнул выступить против него. Но улады сомкнули вокруг него щиты наподобие большой бочки, ибо у плохих людей в этом доме был скверный обычай тайком поражать в спину.

Конал принялся делить кабана. Но прежде всего он сам впился зубами в его хвост. Девять человек нужно было, чтобы поднять этот хвост и, однако же, Конал быстро съел его весь без остатка.

Коннахтам при дележе Конал дал лишь две передние ноги. Мала показалась им эта доля. Они вскочили с мест, улады тоже, и все набросились друг на друга. Началось такое побоище, что груда трупов посреди дома достигла высоты стен. Ручьи крови хлынули через порог…

Сказание " Пир Брикрена, или Словесная битва прекрасных жен Улада"

Из книги "Кельты. Ирландские сказания". – Перевод Л. Володарской. - М.: Арт-флекс. – 2000. Стр. 114-124.

Однажды Брикрен Злоязычный задумал задать великий пир в честь Конхобара, сына Несс, всех воинов и всех знатных мужей Улада. Целый год он провел в приготовлениях к пиру и построил большой дом в крепости Рудрайге, очень похожий на дом Алой Ветви в Эмайн, но превзошедший все дома в Ирландии размерами, удобством, роскошью колонн, облицовки, резьбы и других украшений, о чем сразу же заговорили по всей Ирландии. Внутри он был точь-в-точь как питьевая зала в Эмайн, и в нем было девять перегородок от очага до стены, все из бронзы, золоченые и тридцати футов высотой. В передней части залы стояло на возвышении кресло Конхобара, украшенное бриллиантами и другими драгоценными каменьями всех цветов и оттенков, которые сверкали так же ярко, как золото и серебро, и ночь превращали в день. Рядом стояли двенадцать кресел для двенадцати героев Улада.

Не меньше, чем на дерево и каменья, дивились люди на строительных дел мастеров, ведь одно бревно везли шесть коней и один столб ставили шесть мужей. Тридцать самых искусных мастеров Ирландии присматривали за постройкой.

Брикрен приказал устроить для себя солнечную комнату на одном уровне с креслом Конхобара и креслами героев и украсил ее как нельзя лучше, застеклил по одному окну на каждой из стен, чтобы всех видеть в зале, ибо знал он, не сидеть ему рядом с героями Улада.

Когда зала и комната были готовы, он приказал принести занавеси и покрывала, кровати и подушки, мясо и вино и всего вдоволь, а сам отправился в Эмайн Маха звать на пир Конхобара и его воинов.

Случилось так, что все мужи Улада были в Эмайн Маха. Они приветливо поздоровались с Брикреном и усадили его рядом с Конхобаром.

— Я зову вас на пир, — сказал Брикрен.

— Что ж, я приму твое приглашение, если его примут все улады. — ответил Конхобар.

Однако Фергус, сын Ройга, и другие заявили:

— Мы не поедем. Если мы поедем, мертвых у нас станет больше, чем живых, потому что Брикрен всех нас перессорит.

— Хуже будет, если вы не приедете, — пригрозил им Брикрен.

— А что ты сделаешь?

— Тогда точно перессорю, — сказал Брикрен, — королей и вождей, славных героев и простых воинов, пока вы все не перебьете друг друга. А если не выйдет, тогда поссорю матерей с дочерьми. Не выйдет это — всех жен Улада, чтобы они подрались друг с дружкой.

— Пожалуй, нам лучше принять приглашение, — сказал Фергус.

— Посоветуемся с вождями, — предложил Сенха, сын Айлиля.

— Недоброе случится, если мы не решим, как нам быть, — сказал Конхобар.

Мужи собрались на совет, и первым заговорил Сенха:

— Во избежание беды ты, Конхобар, должен защитить себя от Брикрена, если собираешься ехать к нему. Приставь к нему восемь мечников, и пусть он покинет дом, когда накроет столы.

Фербер Фербесон, сын Конхобара, отправился к Брикрену.

— С радостью все исполню, — сказал он. Мужи Улада покинули Эмайн — и король, и его свита, и его войско.

Брикрен же стал думать, как ему обмануть стражников и поссорить уладов. Первым делом он решил поговорить с Лойгайре Буадахом, сыном Конала, сыном Илайта.

— Доброго здравия тебе, Лойгайре Победитель, безжалостный молот Бреги, огненный молот Меата! Почему ты не первый из первых героев Улада?

— Могу быть и первым, если захочу, — ответил ему Лойгайре.

— И будешь, — сказал Брикрен, — если сделаешь, как я тебя научу.

— Сделаю.

— Ты станешь первым героем Ирландии, если сумеешь отвоевать долю победителя на моем пиру. За нее надо побороться, — продолжал он, — потому что она дорогого стоит. В ней много вина и в любое время покои в моем доме, в которых легко разместятся три добрых воина Улада, и семилетний боров, с рождения кормленный одним молоком, и вкусная еда весной, и творог со сладким медом летом, и орехи с хлебом осенью, и мясо с супом зимой. И еще семилетний бычок, вскормленный материнским молоком и сладкой травой, и пять дюжин сладких медовых пирогов. Такая доля победителя в моем доме. Ты же лучший из лучших в Уладе, и она по праву принадлежит тебе. Возьми ее. Когда день сменится вечером и пир будет в самом разгаре, пусть придет твой возница и возьмет твою долю победителя.

— Клянусь, если кто ему помешает, умрет на месте! — воскликнул Лойгайре.

Брикрен обрадовался, что у него так легко все получилось, и долго смеялся над Лойгайре Буадахом. Потом он подошел к Коналу Кернаху.

— Доброго здравия тебе, Конал, — сказал он, — герой многих битв и сражений, не раз побеждавший в бою героев Улада. Когда мужи Улада пересекают чужие границы, ты всегда на три дня и три ночи впереди, и позади тебя уже много рек и бродов. Ты стоишь на страже Улада, и ни один враг не минует тебя незамеченным ни справа, ни слева, ни сверху, ни снизу. Почему бы тебе не быть первым из первых?

Ловко Брикрен обошел Лойгайре, но с Коналом Кернахом ему понадобилось вдвое больше ловкости. Убедившись, что Конал не прочь ввязаться в ссору, Брикрен догнал Кухулина.

— Доброго здравия тебе, Кухулин, победитель Бреги, сияющее знамя Лайфе, любимец Эмайн, баловень жен и девиц. Давно уже ты не Кухулин, ибо ты первый из первых героев Улада. Твое слово в спорах и ссорах главное, твой суд справедлив, всем владеешь ты, о чем только могут мечтать мужи Улада. Храбр и доблестен ты без меры, и подвигам твоим нет равных. Почему же ты не берешь себе долю победителя, если ни один из мужей Улада не может сравниться с тобой?

— Клянусь! — вскричал Кухулин. — Если кто пожелает отнять ее у меня, поплатится головой!

Довольный Брикрен отошел от него и как ни в чем не бывало присоединился к войску, словно не задумал он поссорить первых героев Улада между собой.

Когда они наконец добрались до места, каждый занял положенное ему место в пиршественной зале. В одной половине дома расположились Конхобар и его свита, в другой — жены уладов.

Вместе с Конхобаром за стол сели Фергус, сын Ройга, Кельтхайр, сын Утехайра, Эоган, сын Дуртакта, Фиаха и Фихайг, сыновья короля, Фергус, сын Лета, Кускрайд, Сенха, сын Айлиля, три сына Фиахаха, которых звали Рус, Даре и Имхад, Муинремар, сын Кеиргинда, Эрге Эхбел, Амергин, сын Эсаита, Менд, сын Салхаха, Дубтах Доэл Улад, Ферадах Финд Фектнах, Феде лит, сын Илайра Хетинга, Фурбайде Фербенд, Ро-хад, сын Фатхемона, Лойгайре Буадах, Конал Кернах, Кухулин, Конрад, сын Марнаи, Эрк, сын Феделита, Айолан, сын Фергуса, Финтан, сын Найала, Кетерн, сын Финдтайна, Фа-кина, сын Сенкада, Конла-лжец, медоворечивый Айлиль, знатные мужи Улада, а еще юноши Улада и барды Улада.

Пока шли приготовления к пиру, музыканты развлекали воинов, но едва был накрыт стол, как король приказал Брикрену удалиться, и воины с мечами повели его к двери, но на пороге Брикрен остановился и крикнул:

— Доля победителя в моем доме дорогого стоит. Пусть ее возьмет себе первый из первых героев Улада!

С этими словами он ушел.

Распорядители поднялись со своих мест, чтобы оделить всех вином и мясом, и вместе с ними поднялся Кедланг, сын Риангабра и возница Лойгайре Буадаха.

— Подайте долю победителя Лойгайре Буадаху, потому что она принадлежит ему но праву.

Тотчас вскочил со своего места Ид, сын Риангабра и возница Конала Кернаха, и потребовал отдать долю победителя Коналу Кернаху.

Не уступил им и Лаэг, сын Риангабра и возница Кухулина.

— Доля победителя принадлежит Кухулину. Мужи Улада покроют себя позором, если не отдадут ее ему, потому что он самый храбрый из храбрых в Уладе.

— Это неправда, — сказал Конал.

— Это неправда, — сказал Лойгайре.

Они повскакали со своих мест, схватили мечи и щиты и набросились друг на друга. Тогда в одной половине залы словно вспыхнул пожар, так сверкали мечи и копья, а в другой стало белым-бело от белых щитов. Всех охватил страх. И все были на ногах. Ярость охватила Конхобара и Фергуса, сына Ройга, когда они увидели, как двое напали на одного, как Конал и Лойгайре вступили в бой с Кухулином. Однако никто не посмел вмешаться, пока Сенха не шепнул Конхобару:

— Пора тебе сказать свое слово.

Конхобар и Фергус вышли на середину и встали между славными мужами Улада, которым пришлось опустить мечи.

— Послушаетесь вы меня? — спросил Сенха.

— Да, — сказал Кухулин.

— Да, — сказал Конал.

— Да, — сказал Лойгайре.

— Вот мой совет вам. Сегодня мы разделим долю победителя поровну, а потом вас по справедливости рассудит Айлиль, король Коннахта, ибо мужам Улада лучше решать свой спор в Круахане.

Все вновь расселись по своим местам и подняли заздравные чаши. Ничто больше не нарушало воцарившегося веселья.

Брикрен и его жена все это время были в верхнем покое и наблюдали за тем, что происходило в зале. Раздосадованный Брикрен, которому не удалось поссорить мужей Улада, задумался о том, как ему поссорить жен Улада. Пока он думал, Федел Чистое Сердце вместе с пятьюдесятью другими женами покинула залу. Брикрен поспешил за ней.

— Доброго здравия тебе, жена Лойгайре Буадаха! Не зря называют тебя Федел Чистое Сердце, ибо всем ты взяла, и лицом, и мудростью, и знатностью. Сам Конхобар, король Улада, твой родич. Лойгайре Буадах — твой муж. Первой ты должна входить в залу, ибо ты первая из первых жен Улада. Если ты сегодня раньше других переступишь порог залы, быть тебе навеки королевой над женами Улада.

Федел пошла дальше, а следом за ней из залы вышла Лендабайр Благодатная, дочь Эогана, сына Дуртакта, и жена Конала Кернаха.

Брикрен поспешил к ней.

— Доброго здравия тебе, Лендабайр. Не зря называют тебя Благодатная, ибо к тебе обращают взоры и сердца мужи со всей земли. Нет никого красивее тебя. И если твой муж первый из первых мужей Улада, то ты по праву первая из первых жен Улада.

Брикрен ловко улестил Федел, но, чтобы улестить Лендабайр, ему понадобилось вдвое больше ловкости.

Потом вышла из залы Эмер и с нею пятьдесят жен.

— Доброго здравия тебе, Эмер, дочь Форгала Манаха, жена первого из первых мужей Улада! Не зря называют тебя Эмер Прекрасные Волосы. Короли и вожди Ирландии ссорятся из-за тебя друт с другом. Как солнце затмевает звезды, так ты затмеваешь других жен красотой лица, знатностью рода, молодостью, добрым именем, мудростью и красноречием...

Ловко Брикрен улестил Федел и Лендабайр, но вдвое больше ловкости понадобилось ему, чтобы улестить Эмер.

Когда Федел, Лендабайр и Эмер сошлись вместе, они не знали, что Брикрен говорил со всеми тремя.

Они отправились в обратный путь и поначалу шли медленно, словно не было у них никаких задних мыслей. Но постепенно они все убыстряли и убыстряли шаг, а возле самого дома подхватили юбки и побежали что было мочи, ибо поверили Брикрену и пожелали возвыситься. Шуму от них было не меньше, чем от сорока повозок. Дом пошатнулся, и мужи схватились за оружие, когда их бросило друг на друга.

— Стойте! — крикнул Сенха. — Это не враги. Это опять проделки Брикрена. Теперь он подбил жен на ссору. Клянусь, если не закрыть перед ними дверь, то лучше уж быть мертвым, чем живым!

Привратники поспешили исполнить приказ, однако Эмер, опередившая других жен, изо всех сил уперлась спиной в дверь и стала кричать, чтобы ей открыли, пока ее не догнали Федел и Лендабайр. Мужи повскакали со своих мест, чтобы прийти на выручку своим женам.

— Недобрая ночь предстоит нам! — вскричал Конхобар и с такой силой ударил серебряным жезлом о бронзовый столб, что все тотчас расселись по своим местам.

— Угомонитесь, — сказал Сенха. — Нас ждет словесная битва, а не битва мечей.

После этого три жены под защитой своих мужей начали знаменитую битву слов прекрасных жен Улада.

Первой заговорила Федел Чистое Сердце, и она сказала так:

— Мать, носившая меня под сердцем, была свободной и знатной женой, ровней моему отцу, и в жилах у меня течет кровь королей, отчего воспитывали меня, как королевскую дочь. Я красива лицом и телом, благонравна, учтива и храбростью не уступаю доблестному воину. Посмотрите на моего мужа Лойгайре! Разве мало его красные руки сделали для Улада? Он один стережет границы от врагов. Он — наша защита. Он — первый из первых. Его победы славнее побед других героев. Почему же мне, прекрасной и веселой Федел, не вступить сегодня первой в пиршественную залу?

Второй заговорила Лендабайр, и она сказала так:

— Я тоже красива, мудра и учтива, и это я должна первой войти в пиршественную залу.

Мой муж — непобедимый Конал. Гордо поднята его голова, когда он идет в бой. И гордо поднята его голова, когда он возвращается победителем с головами своих врагов.

Он всегда готов биться за Улад. Все броды под его защитой. Он — герой из героев.

Кто посмеет оспорить храбрость сына благородного Амергина? Конал ведет за собой храбрых мужей Улада.

Все взгляды устремлены на славную Лендабайр! Так почему бы мне не переступить первой порог королевской залы?

Третьей заговорила Эмер, и она сказала так:

— Ни одна из жен не сравнится со мной в красоте и мудрости. Ни одна не сравнится со мной в блеске глаз, доброте, благонравии и здравомыслии.

Никто не умеет радоваться и любить сильнее, поэтому все мужи Улада желают меня и все держат меня в своих сердцах. Будь я доступна им, завтра их жены остались бы без мужей.

Кухулин — мой муж. Если он пес, то сильный пес. Кровь на его копье, кровь на его мече, его белое тело черно от крови, его нежная кожа вся в шрамах от мечей и копий.

На запад устремлен его огненный взор. Нет защитника у Улада надежнее его! Повозка у него красная, и подушки в повозке тоже красные. Как лосось, прыгает он, совершая геройский прыжок. И черный подвиг, и слепой подвиг, и подвиг девятерых на его счету. Если выходит против него воинство, он его побеждает. И спасает гордые воинства от гибели. И находит радость в страхе врагов.

Ваши герои не стоят и травинки под ногами моего мужа Кухулина. И жены отворачиваются, едва завидя их. Мой муж — алая чистая кровь, а они — нечистоты, для которых жалко пучка травы.

Прекрасные жены Улада похожи на коров, когда стоят рядом с женой Кухулина.

Выслушав речи жен, Лойгайре и Конал бросились на стены и пробили в них дыры в свой рост, а Кухулин высоко поднял ближайшую стену так, что стали видны небо и звезды.

Первой вошла в залу Эмер и следом за ней пятьдесят жен, которые были с нею. А за ними и те дважды пятьдесят жен, которые сопровождали Федел и Лендабайр, которым было не под силу сравниться с Эмер, как их мужьям было не под силу сравниться с Кухулином.

Со всего маху Кухулин опустил стену, и она на семь футов ушла в землю, отчего дом перекосило и Брикрен с женой выпали во двор в самую грязь, где собаки рыли землю в поисках отбросов.

— Горе мне! — крикнул Брикрен. — Враги!

Когда он вскочил на ноги и увидел, что сталось с его домом, то хлопнул в ладоши и как был весь в грязи побежал в залу. Поначалу его никто не узнал, и тогда он вышел на середину и сказал:

— Горе мне, мужи Улада, что решил я задать для вас пир! Дороже всего на земле мне мой дом, поэтому кладу на вас заклятье: не нить вам, не есть и не спать, пока вы не уйдете из моего дома тем же путем, каким вошли в него.

Все вместе взялись мужи Улада за стены, но дом даже не покачнулся.

— Что нам делать?

— Делать нечего, — сказал Сенха. — Придется просить Кухулина.

Тогда мужи взмолились, чтобы Кухулин вытащил стену из земли, и громче всех кричал Брикрен:

— О король ирландских героев, если ты не поставишь дом как следует, никто его не поставит!

Пожалел Кухулин голодных воинов. Он встал, но с первой попытки и у него ничего не вышло. Тогда он рассердился, и над головой у него вспыхнул геройский огонь. Изо всех сил потянул он за стену так, что ребра у него разошлись и между ними могла бы поместиться нога мужа. Стена встала на место, и дом снова был, как прежде.

Улады вспомнили о мясе и вине. На одной стороне пировали могучие мужи во главе с Конхобаром, королем из королей Улада, а на другой стороне их жены — Федел Девяти Обличий (девять разных обличий она могла принять, и одно было прекраснее другого), и Финдхаем, дочь Катбада и жена Амергина Железная Челюсть, и Деборгил, жена Лугайда Краснополосно-го, и Эмер, и Федел Чистое Сердце, и Лендабайр, и другие знатные жены, всех и не перечислить.

Вскоре, однако, вновь поднялся шум. Это жены принялись расхваливать своих мужей. Не дожидаясь, пока их спор перейдет в ссору, встал со своего места Сенха, сын Айлиля, потряс веткой с колокольчиками и сказал так:

_ Хватит с вас одной битвы слов, а не то ваши мужья побелеют от ярости и тоже накинутся друг на друга.

По вине жен разбиваются щиты мужей, и они идут сражаться и убивать друг друга.

По вине жен мужи творят несообразное, рушат то, что не составить вновь, сносят с лица земли то, чего не вернуть. Уймитесь, жены героев! А не то накличете беду на свою голову!

Эмер ответила ему:

— Сенха, есть у меня право говорить, потому что я — жена первого из первых героев, который всех превосходит красотой, мудростью, красноречием, ибо он многому учился у многих!

Никто не в силах превзойти его в подвигах, ни в нагрудном подвиге, ни в яблочном подвиге, ни в призрачном подвиге, ни в кошачьем подвиге, ни в красно-вихревом подвиге, ни в копий-ном подвиге, а еще в быстром ударе, и в огненном дыхании, и в геройском крике, и в колесном подвиге, и никто не бросается так на острые шипы, как он.

Никто не сравнится с ним в юных летах, в красоте, в уме, в знатности, в сладкоречии, в храбрости, в доблести, в живости, в ловкости. Никто не сравнится с ним в охоте и в беге, в силе, в победах и в величии. Нет на всей земле мужа, который стоял бы вровень с Кухулином.

— Эмер, если то, что ты говоришь, правда, — сказал Конал Кернах, — пусть поднимется твой герой, и мы все поглядим, на что он способен.

— Ну уж нет, — вздохнул Кухулин. — Я устал. Вот наемся и высплюсь, а там посмотрим.

Правду сказал Кухулин. Утром того самого дня он увидел возле серого озера, где Слиаб Фуат, Серого коня из Махи. Едва тот вышел из озера, как Кухулин обхватил его руками за шею и проскакал на нем всю Ирландию, прежде чем привел его, но уже послушного своей воле, обратно в Эмайн. Точно так же он укротил Черного Канглайна из черного озера Канглен.

Он сказал:

— Сегодня Серый конь из Махи прокатил меня по великим равнинам Ирландии, по Бреги Меат, приморскому болоту Му-иртемне Маха, Мой Медбе, по Курех Клейтех Керне, Лиа в Линн Локарне, Фер Фемен Фергне, Курос Домнанде, по Рос Ройгне и Эо. И теперь я хочу есть и спать. Клянусь, кто помешает мне, горько пожалеет об этом.

— Шутка слишком затянулась, — сказал Брикрен. — Пусть несут мясо и вино, а битву жен отложим на потом.

Так они и сделали. Три дня и три ночи мужи и жены Улада ели, пили и веселились до упаду.

Повесть "Борьба за первенство в Уладе"

Из книги "Кельты. Ирландские сказания". – Перевод Л. Володарской. - М.: Арт-флекс. – 2000. Стр. 124-139.

Попировав, мужи и жены Улада возвратились в Эмайн, и с новой силой разгорелся спор между Коналом, Лойгайре и Кухулином за долю победителя. Пришлось вмешаться Конхобару и его мудрым советникам. Конхобар повелел героям отправляться в Круахан, что в Коннахте, чтобы рассудили их Айлиль и Медб.

— А если и они вам не указ, — сказал он, — то поезжайте к Курой, сыну Даре, в Слиаб Мис, что в Мунстере. Он рассудит вас по совести. Курой честен и справедлив, его дом всегда открыт для гостей, его рука крепка в бою, он все понимает и никого не боится, как настоящий король. Он даст вам мудрый совет, но только спрашивать его должен храбрый человек, ибо он сведущ в колдовстве и умеет то, чего никто не умеет.

— Сначала мы поедем в Круахан, — решил Кухулин.

— Согласен, — сказал Лойгайре.

— Едем, — заторопился Конал Кернах.

— Пусть первыми приведут твоих коней и первой запрягут твою повозку, — Кухулин сказал Коналу. — Поезжай первый.

— Мне это не нравится, — возразил Конал.

— Все знают, как упрямы твои кони и как ненадежна повозка, — заявил Кухулин. — Она такая тяжелая, что оставляет следы, по которым тебя и через год можно найти.

— Ты слышишь, Лойгайре? — завопил Конал. — Поезжай ты первый!

— Не смеши меня, — отозвался Лойгайре. — Никто быстрее меня не приедет к броду, и никто быстрее не отразит даже тучу летящих копий. Однако я предпочитаю узкие тропинки, и лучше мне не встречать другие повозки, чтобы не пугать воинов, которым всего-то и надо, что проехать мимо.

С этими словами Лойгайре запряг коней и прыгнул в повозку. Он направился на запад через Маг-да-Габал, равнину Двух Вил, через Бернайд-на-Форайре, Смотровую Брешь, через брод Карпат Фергус, через брод Морриган по направлению к Кар-тунд Клуана-да-Дам, Рябиновый Луг Двух Волов, через Дан-делган, Маг Слисех, Голую равнину и Бреги. Немного прошло времени, прежде чем его догнал Конал Кернах с другими доблестными мужами Улада.

Кухулин же не спешил, забавляя жен Улада своими подвигами. Девять подвигов он совершил с яблоками, девять — с копьями, девять — с ножами, не дав им ни разу упасть или коснуться друг друга. А еще он взял у них трижды пятьдесят иголок и подбросил их вверх одну за другой так, что каждая следующая вдевалась в глазок предыдущей. Потом он отдал женам их иголки.

Тем временем Лаэг везде искал его, а когда нашел, то принялся пенять ему:

— Жалкий слепец, совсем не осталось в тебе храбрости! Никогда не получишь ты долю победителя, потому что Конал и Лойгайре раньше тебя явятся в Круахан.

— Не думал я ехать, Лаэг, — признался Кухулин. — А теперь готовь повозку.

Лаэг запряг коней, и они отправились в путь.

К этому времени два героя Улада уже добрались до Маг Брег, Великолепного Луга, однако Кухулин, подстрекаемый Лаэгом, так мчался на Сером коне из Махи и Черном Кинглайне через Слиаб Фуат и Бреги, что догнал их задолго до Круахана.

Улады не жалели коней, под копытами которых сотрясалась земля. В Круахане оружие падало со стен на пол, и люди трепетали, как тростник на берегу реки.

Медб сказала на это:

— С тех пор как я в первый раз приехала в Круахан, ни разу не упомню такого грома, а ведь на небе ни облачка.

Финдабир Прекрасные Брови, дочь Айлиля и Медб, встала с кресла и поднялась в свой солнечный покой над большими воротами, чтобы посмотреть, кто едет. У нее было орлиное зрение.

— Матушка, я вижу повозку.

— Какая она? — спросила Медб. — Какого цвета впряженные в нее кони? Ты знаешь воина, который сидит в ней?

— Вижу! Вижу! — воскликнула Финдабир. — Два коня впряжены в повозку. Оба серые в яблоках и не уступают друг другу ни в росте, ни в красоте, ни в беге. Уши у них прижаты, головы высоко подняты, ноздри раздуты, лбы широкие и груди тоже, гривы и хвосты кудрявятся, и шаг у обоих ровный и быстрый. Повозка сделана из хорошего дерева и вся блестит. Еще я вижу два черных колеса и упряжь, украшенную серебром. Сидит в ней муж с рыжими волосами и длинной бородой, разделенной надвое, как вилы. На нем алый с золотом плащ. Бронзовый щит окаймлен золотой полосой. В руке у него копье, а на голове шапка из перьев невиданных птиц.

— Знаю, кто это, — откликнулась Медб. — Друг королей, всегдашний победитель в битвах, буря в войне, огонь в споре, нож в победе, который разрежет нас на куски. Могучий Лойгайре Красная Рука. Его меч рубит людей, как нож режет лук. И кулак его бьет не слабее, чем волна бьет берег. Клянусь богами моего народа, коли Лойгайре Буадах в ярости и едет драться с нами, то, как лук срезают близко к земле, так и нас он срежет, и многих других в Круахане, если не умилостивим мы его богатыми подношениями.

— Матушка! — крикнула Финдабир. — Я вижу еще одну повозку. И она не хуже первой.

— Расскажи мне о ней, — приказала Медб.

— Один впряженный в нее конь — рыжий. Широкими прыжками одолевает он броды и реки, горы и долины, и быстр он, как птица. Мне не уследить за ним. Другой конь гнедой. На полном скаку перепрыгивает он через поля между горами и скалами, и дубы ему не помеха. Куда-то торопится он. Повозка из хорошего дерева и вся изукрашена, колеса из сверкающей бронзы, и упряжь блестит серебром.

В повозке прекрасный обликом муж с длинными волнистыми волосами, щеки у него белые с ярким румянцем, и рубаха на нем белая, чистая, плащ — синий с алым, щит у него коричневый с желтым и по краю отделан бронзой. В руке у него сверкающее копье, а на повозке покрывало из перьев невиданных птиц.

— Знаю я, кто это, — отозвалась Медб. — Рык льва, огонь, который убивает, как острый камень. Привычно ему складывать голову к голове, из одной битвы бросаться в другую. Как форель режут острым камнем, так нас взрежет сын Финдкоем, если он в ярости.

Клянусь всеми клятвами моего народа, как пятнистых рыбин бьют на красном камне железными прутьями, так нас побьет Конал Кернах, если он решил пойти против нас.

— Я вижу еще одну повозку! — крикнула Финдабир.

— Рассказывай! — приказала Медб.

— В нее впряжены два коня под стать друг другу. Уши у них прижаты, головы подняты. Это красивые и сильные кони, ноздри у них раздуты, лбы широкие, гривы и хвосты завиты. Когда они идут шагом, комья земли вылетают у них из-под копыт, как стаи птиц, а когда бегут — пар вырывается из ноздрей и огонь из пасти. Один конь серый, легкий, стремительный. Другой — черный, с маленькой головой, и ни в чем не уступает первому. Весело скачут они рядом, словно туман в горах, олень на холме, заяц на равнине или зимний ветер в ночи.

Повозка сделана из самого лучшего дерева, колеса у нее железные, упряжь сверкает серебром, бронзой и золотом.

В повозке сидит усталый муж с потемневшим лицом, прекраснее которого не сыщешь во всей Ирландии. На нем алая туника, на груди пряжка из золота, а поверх плащ с белым капюшоном, украшенным золотом. Брови у него черные, как черна земля под ногами, глаза семи цветов и волосы тоже, а во взгляде у него любовь и пламя. На коленях он держит меч с золотой рукоятью, под рукой у него копье с острым наконечником, а на спине висит алый щит с серебряным ободком и золотыми фигурками зверей.

Впереди сидит возница. Он высокий, худой и весь в веснушках. У него рыжие волосы, на них золотой венец. На нем короткий плащ, и в руках, голых по локоть, он держит вожжи.

— Воистину то были капли перед ливнем, — сказала Медб. — Знаю я этого мужа. Он — как шум разгневанного моря, как огромная волна, в которой безумие дикого зверя, поднятого охотниками. Во время битвы он мчится прямо на врагов, и в его крике они слышат свою смерть. Он совершает подвиг за подвигом и кладет одну голову на другую, не считая. Его имя славят в песнях. Как на мельнице растирают солод в порошок, так нас разотрет по земле Кухулин.

Клянусь клятвой моего народа, — продолжала Медб, — если мельница с десятью жерновами растирает солод в пыль, то он и вовсе сотрет нас с лица земли, будь даже с нами целое воинство, если гнев не оставит его.

— Как скачут остальные улады? — спросила Медб. Финдабир ответила ей:

— Рука к руке, плечо к плечу, колесо к колесу. Так они скачут. Их кони словно гром в небе, словно волны, поднятые бурей, и земля дрожит под их копытами.

— Пусть наши жены принесут много холодной воды в бадьях, постелят мягкие ковры, нажарят вкусного мяса, сварят лучшего эля. Открывайте ворота, встречайте их по-доброму, и они не причинят нам зла.

Медб сама вышла во двор. И с ней трижды пятьдесят юных девиц с тремя бочками холодной воды, в которой она решила остудить воинственный пыл героев.

Потом она спросила их, будут они жить в одном доме или порознь, каждый в своем.

— Каждый в своем, — ответил Кухулин.

Прискакали остальные улады. Их тоже встретили Медб и Айлиль со всеми своими чадами и домочадцами и предложили им еду и постель.

Вышел вперед Сенха и поблагодарил Медб и Айлиля за гостеприимство.

Улады поспешили следом за хозяевами во дворец, и все нашли себе пристанище. Тем временем музыканты услаждали слух гостей музыкой. Конхобар и Фергус, сын Ройга, остались в покоях Айлиля, а еще бьшо девять покоев, и пировали там три дня и три ночи.

Когда все отпировали, Айлиль спросил Конхобара, что привело его в Круахан. Сенха ответил вместо Конхобара и все рассказал ему о ссоре жен, желавших первыми войти в пиршественную залу, и о ссоре мужей, желавших забрать себе долю победителя.

— Рассуди их, — попросил Сенха. Айлилю это не понравилось.

— Не в добрый час недобрый друг вспомнил обо мне.

— Нет никого справедливее тебя, — стоял на своем Сенха.

— Мне надо подумать, — сказал Айлиль, требуя отсрочки.

— Не думай слишком долго, — попросил его Сенха. — Кто защитит нас, если нет с нами наших героев?

— Три дня и три ночи.

— Три дня не повредят дружбе, — согласился Сенха.

Лойгайре, Конал и Кухулин остались ждать суда Айлиля, а остальные улады отправились в обратный путь, благодаря Медб и Айлиля и ругмя ругая злонравного Брикрена, затеявшего всех поссорить между собой.

В тот же вечер в честь трех героев Медб и Айлиль задали пир не хуже того, который задал уладам Брикрен, но только пировать герои должны были втроем. Едва стемнело, в залу ворвались отпущенные из пещеры сидов чудовища в обличии кошек. Конал и Лойгайре подскочили до потолка и до самого утра просидели на стропилах, забыв о мясе и вине.

Один Кухулин не встал с кресла. Едва чудовище приблизилось к нему, как он ударил его мечом, и, хотя меч соскользнул с каменной головы, чудовище больше ни разу не пошевелилось. Кухулин всю ночь не сводил с него глаз.

С первыми лучами солнца воинственные кошки исчезли, а потом пришел Айлиль, от которого ничего не укрылось.

— Теперь Кухулин может взять долю победителя? — спросил он Конала и Лойгайре.

— Нет, — ответили они в один голос, — потому что мы вышли сражаться с воинами, а не с кошками.

— Придется вам тогда, — сказала Медб, — эту ночь провести в доме моего приемного отца Эркола и его жены Гармны.

Но сначала Медб и Айлиль на славу накормили и напоили героев. Когда же они предложили им накормить коней, то Конал и Лойгайре взяли двухлетний овес, а Кухулин — отборный ячмень. Потом они отправились в путь и всю дорогу старались обогнать друг друга, но первым все же был Кухулин.

Эркол и Гармна приветливо встретили героев, которые не скрыли, что приехали ради испытания, и тогда Эркол и Гармна отправили их одного за другим сражаться с жившими в долине ведьмами.

Первым пошел Лойгайре, однако он не устоял против ведьм и возвратился без оружия и доспехов.

Вторым пошел Конал и тоже не устоял, но потерял только копье, а меч сохранил.

Третьим пошел в долину Кухулин. Ведьмы с воплями набросились на него, но Кухулин не отступил. Вот уже от копья и щита остались одни обломки, а ведьмы все били и били его без устали.

Увидел это Лаэг и крикнул:

— Эй, Кухулин! Бессильный трус! Слепой нгут! Куда делась твоя храбрость? Или ты хочешь, чтобы ведьмы одолели тебя?

Разгневался Кухулин и стал крушить и рубить окруживших его ведьм так, что вскоре всю долину залил их кровью. Когда же он возвратился с ведьмиными доспехами, Гармна и ее дочь Буан обрадовались, увидев его целым и невредимым, и с почетом проводили в дом.

Ночью герои отдыхали, а на другой день поутру Эркол вызвал их всех троих одного за другим на поединок.

Первым оседлал коня Лойгайре, но не успел он и глазом моргнуть, как конь Эркола убил его коня, а Эркол чуть не убил его самого, так что он побежал в Круахан и всем рассказал, что Эркол убил Конала и Кухулина.

Конал тоже бежал, после того как конь Эркола убил его коня, а его слуга утонул в реке, которую с тех пор называют Снам Ратханд.

Зато Серый конь из Махи не уступил коню Эркола и сам убил его, и Кухулин одолел Эркола, после чего привязал его сзади к повозке и поехал в Круахан.

Буан, дочь Гармны, побежала следом за ним, потому что полюбила Кухулина и не пожелала с ним расстаться. Следы от повозки Кухулина не терялись среди других следов, потому что он всегда ехал напрямик и нигде не сворачивал, даже если на его пути оказывались скала или глубокое ущелье. В одном таком месте Буан не рассчитала своих сил, упала и ударилась головой о камень. Она умерла, и то место стали называть Могилой Буан.

Когда Конал и Кухулин объявились в Круахане, то не сразу догадались, почему их оплакивают, ведь они не знали о лживой вести Лойгайре, будто они оба погибли от руки Эркола.

Все поняв, Айлиль скрылся в своем покое и долго стоял, прислонившись к стене. Он старался успокоить свои мысли, ибо знал, какая великая опасность грозит его королевству, если он совершит ошибку. Три дня и три ночи он не ел и не спал, пока Медб не сказала ему:

— Ты трус и только зря тянешь время! Я сама рассужу их, если ты боишься!

— Не под силу мне судить героев, — согласился с ней Айлиль. — Да и кому это под силу?

— Мне, — заявила Медб. — Да и что в этом трудного? Лойгайре и Конал Кернах не похожи друг на друга, как бронза и серебро. И Конал Кернах с Кухулином не похожи друг на друга, как серебро и красное золото.

Поразмыслив, Медб призвала к себе Лойгайре Буадаха.

— Привет тебе, Лойгайре Буадах, — сказала она ему. — Мы считаем тебя первым из первых героев Улада и тебе отдаем долю победителя вместе с чашей из бронзы, на дне которой серебряная птица. Возьми ее как знак нашего суда, но никому ее не показывай, пока не предстанешь перед Конхобаром и всеми воинами Алой Ветви. Увидишь, что несут долю победителя, доставай чашу, и никто не посмеет оспорить ее у тебя, ибо мы вручаем тебе знак твоего первенства. — Лойгайре подали чашу, до краев наполненную сладким вином, и он одним глотком опорожнил ее. — Ты — первый из первых, — повторила Медб. — Живи сто лет и радуйся жизни, лучший из лучших в Уладе!

Едва Лойгайре ушел, как Медб призвала к себе Конала Кернаха.

— Привет тебе, Конал Кернах, — сказала она. — Мы считаем тебя первым из первых героев Улада и тебе отдаем долю победителя. Прими от нас серебряную чашу с золотой птицей на дне.

Напутствовав его так же, как она напутствовала Лойгайре, она попрощалась с ним и призвала к себе Кухулина.

— Король и королева зовут тебя к себе, — сказал ему гонец. В это время Кухулин играл в шахматы со своим возницей Лаэгом.

— Что я, дурак, чтобы шутить со мной шутки? — вскричал Кухулин и швырнул в гонца шахматной фигурой, попав ему между глаз, отчего он упал и умер, и Айлиль и Медб его не дождались.

— Клянусь! — воскликнула Медб. — С Кухулином нелегко иметь дело!

Она сама пошла к нему и обняла его обеими руками за шею.

— Обманывай других, — сказал ей Кухулин.

— Великий сын Улада! Слава Ирландии! — вскричала Медб. — У нас и в мыслях не было обмана. Даже если бы все герои Ирландии собрались здесь, доля победителя все равно досталась бы тебе, потому что никто не сравнится с тобой храбростью, славным именем, молодостью, великими подвигами!

После этих слов Кухулин встал и вместе с Медб пошел в королевский дворец. Айлиль ласково встретил его и вручил ему до краев наполненную сладким вином золотую чашу с птицей из драгоценных каменьев на дне.

— Ты — первый из первых, — сказала Медб, — и я желаю тебе жить сто лет и радоваться жизни, лучший из лучших в Уладе!

— Вот что мы решили, — в один голос сказали Айлиль и Медб. — Как ты первый из первых героев Улада, так и твоя жена первая из первых жен Улада. Она правильно сделала, что первая вошла в пиршественную залу, потому что кому, как не ей, быть королевой над уладскими женами.

Кухулин одним глотком опорожнил чашу и, попрощавшись со всеми, отправился в обратный путь. Вечером он был уже в Эмайн Маха.

Среди уладов не нашлось ни одного смельчака, который спросил бы героев о решении Айлиля и Медб, а там подошло время садиться за столы да приниматься за пир.

Оставив споры, воины Улада ели, пили и веселились. Явился на пир и Суалтам, сын Ройга и отец Кухулина. В его честь Конхобар приказал вкатить в залу бочку своего лучшего вина.

Тем временем дошла очередь и до доли победителя.

— Сегодня долю победителя получит один из трех героев, возвратившихся из Круахана, — сказал злоязычный Дуабтах. — Верно, они принесли знаки, по которым мы узнаем, кто из них первый из первых.

Тут вскочил с места Лойгайре Буадах и высоко над головой поднял бронзовую чашу с серебряной птицей.

— Доля победителя моя!

— Нет! — завопил Конал Кернах. — Вот моя чаша! — И он высоко поднял серебряную чашу с золотой птицей на дне. — У тебя чаша бронзовая, а у меня серебряная! Доля победителя моя!

— Нет! — крикнул, поднимаясь, Кухулин. — Король и королева обманули вас. Доля победителя моя! Смотрите на мою чашу!

С этими словами Кухулин поднял над головой золотую чашу с птицей из драгоценных каменьев.

— Если судить по-честному, то я — первый из первых, — сказал Кухулин.

— Ты, — согласились Конхобар и Фергус и все остальные улады. — Таково решение Айлиля и Медб.

— Клянусь, — вскричал Лойгайре Буадах, — не просто так тебе вручили золотую чашу. Ты ее купил! Сколько золота и серебра ты дал Айлилю и Медб, чтобы они назвали тебя первым из первых? Честью клянусь, их суждение мне не указ!

Герои, выхватив мечи, выскочили на середину, однако Конхобар встал между ними, так что Лойгайре, Коналу и Кухулину пришлось умерить свой пыл.

— Придется вам ехать к Курои, чтобы он решил ваш спор, — сказал Сенха.

— Согласен, — сказал Лойгайре Буадах.

— Согласен, — сказал Конал Кернах.

— Согласен, — сказал Кухулин.

На другой день рано поутру все трое — Лойгайре, Конал и Кухулин — отправились в путь. У ворот крепости Курой они распрягли повозки, а во дворе их приветливо встретила Бландад, дочь Минды, жены Курой, которого не было дома. Однако он все знал наперед и заранее наказал жене, как ей принимать гостей. Она все сделала как полагается. Сначала подала им воду умыться с дороги, потом вина — прогнать все печали, потом приказала слугам помягче постелить постели, чтобы не пожаловались герои на негостеприимство.

Когда же наступил вечер, Бландад сказала героям, что им до возвращения Курой наказано сторожить крепость.

— Так он велел. И еще он велел передать, чтобы первым стал на стражу самый старший из вас.

Курой же, где бы он ни был, каждый вечер заколдовывал крепость, и она крутилась, как мельница, чтобы после захода солнца ни один недруг не нашел вход в нее.

В первую ночь встал на стражу Лойгайре Буадах, потому что годами он был старше других. Незадолго перед рассветом он увидел, как на западе поднялась от моря тень и направилась к нему. Она была длинной и очень страшной и в конце концов приняла обличив великана, голова которого упиралась в небо, а ноги попирали сверкающее море. В руках у него были выдранные из земли дубы, которые и шести коням не сдвинуть с места. Великан швырнул одним дубом в Лойгайре, но промахнулся. Так он промахивался три или четыре раза, и Лойгайре остался жив и невредим, да еще с неразбитым щитом, отчего осмелел и метнул в великана копье, но не причинил ему никакого вреда.

Великан в ответ протянул руку и схватил Лойгайре, который, хотя был высоким и сильным, почувствовал себя словно годовалый младенец у него на ладони, а великан, повертев его в пальцах, как вертят шахматную фигурку, полумертвого бросил его во двор крепости, да в самую грязь. В это время все ворота были на запоре, поэтому в крепости решили, что он сам перепрыгнул через стену и таким образом вызвал других героев на соревнование.

Миновал еще один день, и наступила очередь Конала стеречь крепость, потому что он был старше Кухулина. С ним произошло то же, что с Лойгайре.

А на третью ночь наступил черед Кухулина.

Около полуночи он услыхал шум, а когда в небе поднялась полная луна, то увидел девять серых теней над болотом.

— Стойте! — крикнул Кухулин. — Кто вы? Если друзья, то идите с миром, а если враги — не ждите пощады!

Тени зашумели-закричали, но Кухулин отрубил всем девяти головы, и они упали, бездыханные, на землю.

Кухулин стал стеречь крепость дальше.

Еще девять воинов вышли против него, и еще девять, но он всех победил и всем отрубил головы, которые сложил в кучу вместе с оружием.

Приустав, Кухулин все же внимательно вглядывался во тьму и услыхал вдруг, что озеро поблизости зашумело, словно бурное море. Ему очень хотелось отдохнуть, но долг превыше всего, и он решил посмотреть, что там такое. Из озера поднимался длинный-предлинный червь, который уже повернулся раскрытой пастью к крепости, намереваясь проглотить один из приглянувшихся ему домов.

Кухулин подпрыгнул, обхватил одной рукой шею червя, а другую засунул ему в пасть, вытащил у него из груди сердце и бросил его на землю. Враг Кухулина упал бездыханным, и Кухулин разрубил его мечом на куски, а голову бросил поверх остальных голов.

Совсем обессилел Кухулин и не двигаясь просидел почти до рассвета, как увидал вдруг тень великана, шагавшего к нему с запада — от моря.

— Ну и ночка! — вздохнул великан.

— Смотри, как бы не пришлось еще хуже! — пригрозил ему Кухулин.

Великан замахнулся на Кухулина бревном, но оно не задело героя. Тогда он бросил в него еще три или четыре дерева, но все они пролетели мимо, не причинив Кухулину вреда. Великан протянул руку, чтобы схватить Кухулина, как было с Лойгайре и Коналом, но Кухулин прыжком лосося взобрался великану на голову и вытащил меч, чтобы отрубить ее, великан взмолился:

— Жизнь за жизнь, герой.

Он исчез и больше никогда не показывался.

Кухулин же, подивившись про себя, как это Лойгайре и Конал сумели перепрыгнуть через стену, такую высокую и широкую, что он два раза прыгал и оба раза безуспешно, разгневался и, отойдя подальше, разбежался, едва касаясь ногами травы. Он все-таки одолел ее и оказался прямо у дома Курой. Кухулин толкнул рукой дверь и, тяжело вздыхая, вошел.

Тотчас услыхал он голос Бландад, дочери Курои:

— Ты вздыхаешь не как побежденный. В твоем вздохе радость победителя.

Дочь короля все знала о том, что пришлось претерпеть Кухулину.

— Долю победителя заслужил Кухулин, — сказала она Лойгайре и Коналу. — Да вы и сами знаете, что не сравнитесь с ним в бою.

— Я не согласен, — в один голос заявили Лойгайре и Конал. — Наверняка его друзья-сиды стараются, чтобы мы уступили ему без спора. Не быть этому.

Тогда Бландад от имени Курои наказала им возвращаться в Эмайн Маха и там его ждать. Герои простились с дочерью короля и отправились в обратный путь — туда, где их ждали воины Алой Ветви.

Много ли, мало ли прошло времени, все улады собрались в Эмайн, и, когда они устали мериться силами, Конхобар и Фер-гус, сын Ройга, и все остальные отправились в дом Алой Ветви. Однако между ними не было Кухулина. И Конала Кернаха тоже не было. А другие все были.

Перед самым вечером, когда усталый день завершал свой путь, они увидали высокого неуклюжего мужа, к тому же уродливого лицом. Когда он переступил порог залы, Конхобар подумал, что ни один из уладов не дотянется ему даже до пояса.

Смотреть на него и то было страшно. Прямо на тело у него была надета плетенка, какой обычно покрывают коров, сверху он накинул серый плащ, а над головой колыхалась ветка величиной с коровник на тридцать коров. У него были желтые голодные глаза. В правой руке он держал топор, который весил не меньше пятидесяти железных котлов, да такой острый, что и волос разрубил бы, если бы порыв ветра бросил его на острие. Пройдя ползалы, он наклонился над бревном с необрубленными ветками, которое лежало возле очага.

— Кто ты? — спросил его злоязычный Дуабтах. — Разве нет другого места в зале, что ты вышел на середину? Что тебе нужно? Деревяшку на растопку? Или ты хочешь сжечь наш дом?

— Меня зовут Уат Чужестранец. И мне не нужны ни деревяшка, ни ваш дом. А нужен мне муж, которого я не могу найти, хотя обошел уже всю Ирландию и многие другие земли, муж, который держит свое слово и не обманет меня, что бы ни случилось.

— О чем ты говоришь? — спросил его Фергус.

— Вот топор, — сказал Уат. — Пусть кто-нибудь отрубит мне голову сегодня при условии, что завтра я отрублю голову ему. Вы, улады, по всей земле известны своей силой, своей ловкостью, своей храбростью, своей гордостью, своими высокими мыслями, своим мужеством, своей правдивостью, своей щедростью. Словом, не найдется ли среди вас муж, который всегда выполняет обещанное? О тебе я не говорю, Конхобар, потому что ты — король. И о Фергусе, сыне Ройга, я тоже не говорю. Но среди остальных неужели не найдется муж, готовый отрубить мне голову, чтобы завтра подставить мне свою?

— Несправедливо чернить всю страну, — заявил Фергус, — если ты не можешь найти одного человека.

— Значит, не найдется среди вас настоящий герой, коли нет на пиру Конала Кернаха и Кухулина?

— Наклонись, дурак, и я отрублю тебе голову! — крикнул Лойгайре. — А завтра приходи за моей головой.

— Клянусь, ты неплохо придумал, — сказал Дуабтах, — отрубать человеку голову, а долг отдавать на другой день.

Никто из уладов не знал, что Уат заколдовал свой топор. Он положил голову на бревно, Лойгайре взмахнул топором и когда опустил его, голова чужестранца покатилась на пол, а из шеи во все стороны хлынули потоки крови. В страхе все застыли на месте.

— Клянусь, — проговорил Дуабтах, — если этот Чужестранец завтра придет, он никого в живых не оставит.

Он пришел. Лойгайре дрогнул сердцем и как сквозь землю провалился. Правда, в этот день на пир явился Конал Кернах и сказал, что готов заключить с Чужестранцем договор. Дальше все было, как накануне. Когда Уат пришел взыскать с Копала долг, тот как сквозь землю провалился.

На третий день на пир пришел Кухулин.

— Слушайте, мужи Улада, — принялся Уат высмеивать уладов, — оставила вас храбрость, и вы не достойны славного имени, когда-то принадлежавшего вам по праву. Где же ваш Кухулин? Или на его слово тоже нельзя положиться?

— Мне не надо договора, — крикнул Кухулин. — Вот он я! А ты, пугливая муха, похоже, боишься смерти!

С этими словами Кухулин выпрыгнул на середину залы и, отрубив Уату голову, подбросил ее до потолка, отчего весь дом пошел ходуном.

На другой день только и разговоров было среди мужей Улада, придет Кухулин или не придет в пиршественную залу отдать долг. Кухулин пришел и как ни в чем не бывало уселся за стол.

Правда, тяжело было у него на сердце, и, заметив это, мужи Улада постарались его развеселить, но только зря старались.

— Не покидай меня, пока я не умру, — попросил герой Конхобара. — Скоро смерть за мной пришла. Но лучше мне умереть, чем нарушить слово.

Едва стемнело, явился Уат.

— Где Кухулин?

— Здесь я! — крикнул Кухулин.

— Что-то невесело ты глядишь, видно, боишься смерти. Но ты не обманул меня.

Кухулин вышел на середину и положил голову на бревно.

— Получше-ка вытяни шею, — приказал Уат.

— Хватит! Не тяни больше. Клянусь, я не мучил тебя вчера. Кухулин вытянул шею, и Уат поднял топор до потолка, отчего ветка у него на голове задела стропила и, потревоженные, они зашумели, как лес в грозу. Он опустил топор, но не на шею Кухулину. а рядом, и тотчас улады узнали Курой, сына Даре, который явился испытать героев.

— Вставай, Кухулин, — сказал он. — Ни один герой Улада, как бы он ни пыжился, не сравнится с тобой в храбрости и честности. Ты — первый из первых героев Ирландии, и доля победителя принадлежит тебе, а твоей жене — первое место среди жен Улада. Если же кто попытается оспорить мое слово, клянусь клятвой моего народа, горько пожалеет об этом.

С этими словами Курои исчез.

Так закончилась словесная битва прекрасных жен Улада и ссора мужей Улада из-за доли победителя.

Из повести "Сватовство к Луайне и смерть Атирне":

…Теперь о Конхобаре. Долго уж, казалось ему, спит он без жены. Взял он тогда с собой лучших из уладов, Коналла Кернаха, Кухулина, Келтхайра, Блаи Бругайда и Эогана, сына Дуртахта, и Катбада, и Сенха, и пошел к жилищу Доманкенна, сына Дега, что был из Племен Богини и владел той землей. Там узнали они, что умерла девушка и весь народ в крепости оплакивает ее. В великое молчание погрузился тогда Конхобар, ибо ни о ком не печалился так, кроме самой Дейрдриу.

- Какая же месть подобает им? — спросил Конхобар. Отвечали благородные улады, что должно убить Атирне с сыновьями и всеми его людьми, ибо уж не раз страдал Улад от их оружия. Тут вышла к ним мать девушки, Бегуба, и принялась оплакивать ее перед Конхобаром и благородными уладами.

- О король,— сказала она,— не одной смертью кончится это дело, ибо и я с ее отцом лишимся жизни от горя. Было пророчество, что и нас заберет эта смерть, как провидел друид, говоря:

"Толпы женщин плачут о смерти мужей от слов Атирне" [...|.

- Хищных зверей нашлет на вас Атирне, — сказала тогда Катбад,— Поношение, Позор и Стыд, Проклятье, Огонь и Злое слово. Ведь это у него есть шесть сыновей Бесчестья: Скупость, Отказ, Отрицание, Жестокость, Безжалостность, Жадность. Нашлет их на вас он, и станете с ними сражаться.

Принялся тут и Доманкенн корить и подстрекать уладов.

- Скажите, что же нам делать, о улады? — спросил Конхобар. Кухулин дал совет убить Атирне. Конал храбрый и справедливый вгляделся. Калтхайр ранящий замыслил. Мунремар знаменитый обдумал. Кускрайд сторож решил. Храбрые, заносчивые, жестокие, с обоюдоострыми мечами юноши уладов подтвердили решение идти и разрушить укрытие Атирне.

И сказал тогда Доманкенн матери Луайне:

Воистину горек, Бегуба, горек жребий, сгубивший тебя,

тяжкое горе тому, кто видит тебя над могилой Луайне [...].

Великий плач поднялся тогда о девушке, а потом спели над ней погребальные песни, устроили погребальные игры и воздвигли надмогильный камень. Воистину горестны и печальны были отец и мать девушки, и горько было слышать их рыдания.

И сказал тогда Конхобар:

На равнине могила Луайне, дочери красного Доманкенна,

не видала еще золотистая Банба никого недоступней ее.

К е л т х а й р. Скажешь ли нам, Конхобар, о храбрейший,

чья речь была слаще, Лузине иль Дейрдриу, многим любезной?

К о н х о б а р. Расскажу я об этом тебе, о Келтхайр, сын Утехайра,

лучшей Луайне была, что не ведала лжи, не было спора меж ними,

Грустно пророчество, что унесло ее и от которого смерть приняла,

от которого холм ей насыпзн, от которого видно могилу.

Бегуба, сын Дега, Луайне, смерть их пронзает меня,

в один день вышли в путь и в одной они будут могиле.

Атирне с четырьмя сыновьями, поплатится злом он за это

деяние, жены, мужи, сыновья, примут все смерть в отомщенье за эту могилу.

После этого принялся Конхобар оплакивать девушку и чернить перед уладами Атирне. Тогда пошли за ним улады к Бенн Атирне и заперли там его с сыновьями и всеми людьми, а потом убили двух его дочерей, Мор и Мидсенг, и сожгли крепость Атирне.

Недобрым делом показалось это филидам Улада, и тогда сказал Аморген:

Великая жалость, великое горе славного Атирне гибель,

вот могила его, не ройте ее, о филиды!

Горе тому, кто принес ему гибель, горе тому, кто принес ему смерть!

Крепкое было копье у него, долго сияние его, шут Криденбел7 его сделал,

было копье у него, королей поражало,

Надгробную песнь я сложу и оплачу его,

вырою здесь я могилу и славный насыплю я холм.

Из повести "Болезнь Кухулина":

Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайн, самый день Самайн и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в году на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры да угощение. Потому-то и славилось празднование Самайн во всей Ирландии.

Любимым же делом собравшихся воинов было похваляться своими победами и подвигами. Чтобы подтвердить свои рассказы, они приносили с собой в карманах отрезанные концы языков всех убитых ими врагов; многие же, чтобы увеличить число, еще прибавляли к ним языки четвероногих. И начиналась похвальба, причем каждый говорил по очереди. Но при этом бывало вот что. У каждого воина сбоку висел меч, и, если воин лгал, острие его меча обращалось против него. Так меч был порукою правдивости воина.

Раз собрались на такой праздник, на равнине Муртемне, все улады; недоставало только двоих: Конала Победоносного и Фергуса, сына Ройга.

- Начнем празднество, - сказали улады.

- Нельзя начинать его, - возразил Кухулин, - пока не пришли Конал и Фергус.

Ибо Фергус был его приемным отцом, а Конал - молочным братом. Тогда сказал Сенха:

- Будем пока играть в шахматы, слушать песни и смотреть на состязания в ловкости…

…- Не прикасайтесь к нему, - сказал Фергус. - У него сейчас видение.

Пробудился Кухулин от сна.

- Что с тобой было? - спросили его улады.

Но он в силах был сказать только одно:

- Отнесите меня в мой дом, на постель.

Его отнесли, как он сказал, и он пролежал в постели целый год, никому не вымолвив ни слова.

Ровно год спустя, в такой же день Самайна. Кухулин лежал у себя, а вокруг него сидели несколько уладов: по одну сторону его - Фергус, по другую - Конал Победоносный, у изголовья - Лугайд Кровавых Шрамов, а у ног его - Этне Ингуба. Внезапно вошел в дом некий муж и сел напротив ложа Кухулина…

Из повести "Разрушение дома Да Хока":

Стали улады держать совет после смерти Конхобара, дабы решить, кому передать королевскую власть. И говорили одни, Что надлежит стать у них королем Фергусу, сыну Ройга1. Но немало претерпели улады зла от Фергуса, пока был он в изгнании, и говорили другие, что не бывать ему их правителем. Иные же сказали; что по праву – король Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара. Между тем желал Конал Кернах власти для своего воспитанника, Кускрайда Менд Маха2. Принялись тогда улады готовиться к схватке, но не стал затевать Кускрайд битву, ибо страшился, что истребят друг друга потомки Рудрайге. Не было тогда при нем Конала Кернаха, что потом стыдил и укорял за это своего воспитанника…

Сага "Забота о Конале Кернахе":

Был свирепый человек из людей Ульстера — Конал Победный, сын Амаргена, лучший воин, который был в Ирландии. Велика была его дерзость. Он был человек, который с детства и покуда в его руке находилось копье, никогда не уходил, не взяв головы коннахтца с собою. Был он в смертельной вражде против людей Коннахта, ибо они убили его братьев. Однако не было никого из людей Коннахта, чьего сына, или брата, или отца он не убил. И он убил трех сыновей Айлиля и Медб, и Белху из Брефне с его сыновьями убил тоже он, и это он убил семерых сыновей Магу из Коннахта, — и Анлуана, сына Магу, и Доху, и Муг Корба, и Финда, и Скандлана, и Кета, и Айлиля, сына Магу. И он был тем, кто убил Айлиля, сына Маты Муреск из Коннахта. (Ведь Мата Муреск была матерью Айлиля, а сыном он был Росса Красного из Лейнстера. И пошел он на восток, чтобы добиться королевства в Лейнстере, а на западе овладел от имени своей матери королевством в Коннахте и на западе получил сыновнее имя по земле своей матери.)

Однако под конец напали на Конала Победного бессилие и печаль, после того как сводные братья его, Конхобар и Кухулин, были убиты; так что великая скорбь, и нищета, и проказа напали на него, и не стало в его ногах силы расхаживать. И он раздумывал про себя, к какому семейству ему пойти, чтобы о нем позаботились и прокормили. “Поистине, к Айлилю и Медб, — сказал он, — это пара, что способна обеспечить меня. Хоть и велика моя к ним вражда. Однако, как она ни велика, я должен идти туда”. После чего пошел он один, и шел, пока не достиг Крепости Круахан, и вошел в крепость, где были Айлиль и Медб. И Айлиль пригласил его войти. “Добро тебе пожаловать, о Конал, — сказала Медб, — поистине, будет тебе добро. На валу крепости устроят дом для тебя”.

Для него был устроен дом и принесены свинья, теленок, двенадцать пирогов, холощеный баран, котел супа да оставшееся после Медб с Айлилем, и он поглотил все это в один присест. Он устроил на валу крепости пир, и было у него изобилие от людей Коннахта всю ночь, а под утро он пошел в дом. Таким образом они кормили его целый год и задавали ему такие же пиры, как этот. И вот что обыкновенно забавляло людей Коннахта всякий день: он рассказывал им, как убивал их сыновей, их братьев и их отцов. Люди Коннахта приносили к нему свои копья, чтобы метать и вонзать их, и Конал метал их прежде, чем встанет какая-нибудь корова.

Велики тогда были власть, и слава, и достоинство Медб, и велико было ее хотение о всякой вещи, а именно: она имела обыкновение сменить тридцать мужчин каждый день или же пойти единожды с Фергусом. Ее муж, однако, был тех же лет, что и она, то есть Айлиль, человек без изъяна — без ревности, без страха, без скупости. Славными были облик, и сила, и суждение этого человека; например, когда мужчина играл против Айлиля, слуга Медб приходил позвать того мужчину на свидание с ней, и вот что говорил обычно Айлиль: “Подожди немного, пока игра закончится”. Он также имел обыкновение встречаться с другими женщинами, пренебрегая своей женой, и она ревновала по этому поводу; так что она взяла Конала Победного в свой дом из-за Айлиля, чтобы тот не совершал таких вещей против ее позволения.

Однажды ранним утром на Бельтан, Айлиль был на свидании с женщиной у крепостной стены. Конал в то время метал копья на валу. Медб тоже вышла наружу, ибо она знала об их связи. Медб заметила пару по колыханию орехового куста. “Что ж, Конал, — сказала Медб, — до сего дня твое имя было Конал Победный. Впредь ты будешь зваться Конал Жалкий Негодяй. Покуда ты был Коналом Победным, ни один не осмелился бы нарушить твое поручительство. Сегодня его преступают вон там, у тебя под носом”. Тогда Конал сказал: “Поистине, это мщение за Фергуса!” — он сказал и уметил в них копье, так что оно прошло сквозь Айлиля с одного бока до другого (или, может быть, он ранил его в пустом доме через крышу сверху). Все сошлись к нему и перенесли его в дом. “Кто сделал это?” — спросили все. “Это сделал Конал”, — сказал Айлиль. “Увы! Это неправда!” — сказал Конал. “Это правда”, — сказала Медб. “Если это правда, — сказал он, — тогда в этом мщение за Фергуса”.— “Дурно для тебя то, что ты сделал, причинив мне зло, — сказал Айлиль, — убирайся прочь с моих глаз, прежде чем я умру. Ибо после моей смерти люди Коннахта убьют тебя”. — “Для меня достаточно, — сказал Конал, — если я доберусь до своей колесницы перед крепостью”. — “До этого я не умру”, — сказал Айлиль.

Тот взошел в свою колесницу. Тотчас Айлиль умер у себя. Тогда, однако, люди Коннахта неистово бросили в Конала своими копьями. Он убил многих из них. Был на нем гейс переходить через брод, если брод за его спиной не оставался чист. Выше него по реке были горняки, промывавшие руду, и взбаламученная вода настигла его, так что удержала его крепче любого человека. Тогда, учинив людям Коннахта побоище, он пал от них. Три Красных Волка Майртине из Фир Майге были теми, кто срубил ему голову; они были из Эрне, а жили в доме Айлиля. И срубили они ему голову в отместку за Ку Рои. И в то время как они убивали его, следом приехала Медб. Медб тогда сказала:

О бледная голова, которую после развязки

Уносят Три Красных Волка Майртине;

Это лицо героя,

Голова Конала, сына Амаргена.

Они взяли голову Конала с собой в отместку за Ку Рои, чью голову унесли с собой на север люди Ульстера.

И голова осталась на западе. В ней поместились бы четыре годовалых теленка, или четыре человека, играющих в фидхелл, или пара на подстилке. Есть пророчество для людей Ульстера, что ее возьмут еще на юг и прежняя сила придет к ним снова, если они выпьют из нее молоко. И отсюда говорится: “Крушение Ульстера преодолимо через крушение Ульстера”.

Вот что касается до смерти Айлиля и смерти Конала Победного.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

Текст этого сказания содержится в рукописном своде, который получил название “Эдинбургский Кодекс XI.”, и который, как считал Куно Мейер, можно датировать XIII веком. На русский язык переводится впервые. Это единственное сказание нашего сборника, которое имеет отношение к так называемому ульстерскому циклу, посвященному герою Кухулину и его окружению; основные сказания этого цикла переведены на русский язык А.А.Смирновым и С. В. Шкунаевым [14; 51]. Сказание это выбрано нами прежде всего потому, что в нем представлена великолепная в своем роде королева Медб, без которой был бы неполон “пантеон” кельтских женщин. Возможно, именно такие женщины подразумевались в древнегреческой эпиграмме: “Не цветы растут в земле галлов, но из недр ея возрождаются фурии, поносные человеческому роду”.

Конал Победный Конал Кернах, действующее лицо многочисленных сказаний ульстерского цикла, главным из которых является “Похищение быка из Куальнге”; был он соратником Кухулина и, наряду с ним, служил оплотом северного королевства, Улада (Ульстера). Вот как описывается он в сказании “Разрушение Дома Да Дерга”: “В изукрашенном покое увидел я мужа, что прекрасней любого ирландца. Был он в пурпурном плаще. Белее снега одна из его щек, а другая красна, словно ягода. Голубее колокольчика один из его глаз, другой же чернее жука. Размером с корзину золотистая копна его волос, доходящих до бедер и вьющихся, словно шерсть на голове барана. Если мешок диких яблок вывалить ему на голову, то ни одно не упадет на землю. В руке его меч с золотой рукоятью. При нем щит цвета крови, чьи золотые пластины украшены заклепками светлой бронзы. У него тяжелое длинное копье с тремя наконечниками, чье древко потолще ярма... Нетрудно узнать его, ибо поистине все ирландцы знают Конала Кернаха, сына Амаргена” [52, с. 118].

Сын Амаргена. — Амарген был филидом при дворе короля Ульстера Конхобара и постоянно упоминается в сказаниях ульстерского цикла. О нем также известно, что на глазах всех уладов он одолел в поединке “ужасное трехголовое чудовище, что опустошало Ирландию”, которое вылетело из пещеры у Круахана, столипы Коннахта (“Битва при Маг Мукриме”) [52].

...не взяв головы коннахтца с собою. Параллельным текстом в данном случае может послужить “Повесть о свинье Мак Дато”, относящаяся к тому же циклу. В этой “повести” рассказывается, как на пиру у короля Лейнстера Мак Дато собрались герои со всех королевств Ирландии, в том числе вечно враждебных друг Другу Ульстера и Коннахта, северного и западного королевств. Возник спор о том, кому делить главное блюдо праздника — гигантскую свинью, ибо сделать это должен самый “необоримый” из собравшихся. Наконец, выдвигается коннахтский головорез Кет, сын Магу, известный своими убийствами среди людей Ульстера. Кет уже собирался делить свинью, как вдруг в зале появляется Конал Победный. “Клянусь клятвой, которой клянется мой народ, — сказал Конал, — что с тех пор, как я взял копье в руки, не прошло и дня, чтобы не убил я коннахтца и не совершил поджога, и я ни разу не засыпал, не положив головы коннахтца под колено”. — “Это правда, — сказал Кет, — ты лучший воин, чем я. Но если бы здесь был мой брат Анлуан, он превзошел бы тебя своими победами. Жаль, что его нет”. — “Нет, он здесь”, — сказал Конал, вытащив из-за пояса голову Анлуана; и он с такой силой метнул ее в грудь Кета, что у того кровь выступила на губах. Тогда Конал уселся возле свиньи, а Кет отошел от нее. “Пусть они теперь поспорят!” — сказал Конал” [52, с. 61—62].

...в смертельной вражде против людей Коннахта... Эта вражда парадоксальным образом связана с происхождением из этой области его матери Финдхоэм. Ей было предсказано, что сын, который родится у нее, меньше всех сыновей на свете будет предан роду своей матери, то есть людям Коннахта.

Айлиль и Медб король и королева Коннахта, области на западе Ирландии, в описываемое время, то есть приблизительно в I веке. Эта пара выступает в “Похищении быка из Куальнге” [51] и в связанных с ним сказаниях как сторона, активно враждебная Ульстеру в лице ульстерского короля Конхобара, бывшего мужа Медб, а также главного героя уладов Кухулина и его соратников, в том числе и Конала Победного. В паре “Айлиль—Медб” ведущую роль играет, конечно, королева. Медб (Мэб, Мэйв) означает буквально: “медвяная”, “опьяняющая” (меддви), — причем под “медом” понимают и “напиток могущества, власти”. Медб говорит о себе так: “Я была самой обходительной и щедрой, лучшею в бою, схватке и поединке” [16]. В Медб мы видим ярко выраженное сочетание трех “составляющих” архетипа кельтской женщины: красоты, ума и силы страсти. Все это приправлено изрядной долей жестокости и коварства. Медб — воплощенная Воля. Немудрено, что среди женщин, которым ирландский закон запрещал быть сиделками и кормилицами, были “правительницы, берущие заложников, такие, как Медб” [68].

Конхобар самый знаменитый король, правивший уладами из Эмайн-Махи (см. “Эмайн-Маха”). Вокруг него развертывается действие большинства сказаний, входящих в героический цикл, называемый также циклом Красной Ветви, по названию двора Конхобара в Эмайн-Махе, выстроенного из красного тиса. Этот король находился в не очень ясных родственных отношениях с главными героями своего двора — Кухулином и Коналом; по одной из версий, они сводные братья Конхобара, хотя, что касается Кухулина, Конхобар чаще всего считается его дядей и воспитателем. Катбад — дед Конала Победного — считается вероятным отцом короля Конхобара.

Кухулин — см. примечание к “Мечу Кухулина”. Воительница по имени Скатах (Тень), из “Сватовства к Эмер”, предсказала Кухулину, что он один рассеет полчища “хищного Круахана” [14].

Крепость Круахан см. примечание к “Приключению Арта, сына Конна”. Круахан был языческим кладбищем задолго до того, как здесь был построен королевский дворец. Дворец этот имел по семь покоев вдоль каждой стены и был известен своею пышностью.

...власть, и слава и достоинство Медб... Медб не просто является обладательницей верховной власти, она есть воплощение такой власти: “лишь проведя с ней ночь любви, герой может получить желаемое могущество” [7, с.211]. Кельтологи давно уже числят эту ирландскую Клеопатру одной из первых после Эриу среди богинь-олицетворений Власти, связанных с той или иной землей. “Медб из Круахана была персонификацией власти над Ирландией, и овладеть Медб значило овладеть королевством, — факт, объясняющий необычное количество ее мужей”. “Медб была богиней, и королевское достоинство освящалось браком с ней”. Однако следует заметить, что никто из владевших Медб королевство фактически не получал: это Медб владела всегда и мужчиной, и королевством. Дочь верховного короля Тары, она, как считается, вышла замуж за короля Конхобара, но “от гордыни” покинула мужа против его желания. После этого она сочеталась браком поочередно с Тинде, сыном Коннры, с Эохайдом Далой и с Айлилем, сыном Маты [54].

...велико было ее хотение о всякой вещи... Эпопея “Похищение быка из Куальнге”, эта упорная и кровавая борьба между Коннахтом и Ульстером, стоившая жизни многим славным героям, главным из которых был Кухулин, завязывается из-за страстного желания Медб иметь быка, “прекраснейшего в Ирландии”. Медб предлагает владельцу быка, человеку из Ульстера, землю в Коннахте, колесницу и “дружбу своих ляжек” впридачу, если он поселится с быком при королеве. Получив отказ, она организует похищение быка и развязывает войну против ульстерцев, которую ведет настырно, коварно и жестоко. В этой эпопее образ Медб как Женщины воистину кельтской, нарисован яркими красками [52].

...сменить тридцать мужчин каждый день... Другие источники подтверждают это “обыкновение” Медб — если не количественно, то по существу дела. Известны ее собственные слова о том, что она “привыкла, чтобы тень одного мужчины падала на другого” (54, с. 84] или что она “никогда не была без того, чтобы иметь одного мужчину вслед за другим” [85, 5.110}. В “Разговоре перед отходом ко сну” Айлиля и Медб есть такой пассаж: “Хороша была я и до тебя”, — промолвила Медб. — “О добротности твоей, — сказал Ай-лиль,— мы что-то не слыхивали, не считая разговоров о большом наследстве” [16].

Фергус сын Ройга. Это имя стоит рядом с именами Кухулина и Конала Победного в ряду “повелителей колесниц”, составляющих двор короля Конхобара в Эмайн-Махе [14]. Согласно традиции, Фергус женился на матери Конхобара (по имени Несс) и, будучи королем Ульстера, предоставил Конхобару свой трон “на год” в качестве “свадебного дара”; однако Конхобар, используя игру слов (ибо “зима и лето”, составляющие год, означают также вечность), завладел троном навсегда, и Фергусу ничего не оставалось, как уступить. Фергус входит в число именитых уладских героев и участвует в воспитании Кухулина. Однако после одного крупного преступления, совершенного королем Конхобаром (убийства сыновей Усны, для которых Фергус был поручителем и гарантом), Фергус порывает с Эмайн-Махой и отправляется в Коннахт, к Айлилю и Медб, где становится их военачальником, а также любовником-фаворитом королевы. “Подстрекаемый королем Айлилем, слепой Лугайд нечаянно убивает копьем Фергуса Мак Ройга, когда тот плавает в озере в обнимку с королевой Медб, причем голова ее при этом лежит на его груди, а ноги охватывают его стан” [54, с.386]. Поэтому убийство Коналом короля Айлиля и называется мщением за Фергуса.

Айлиль, человек без изъяна. В “Похищении быка из Куальнге” Медб говорит, что потребует особенного брачного дара, какого до нее ни одна женщина Ирландии еще не требовала от своего мужа, а именно—мужа без скупости, без ревности и без страха [16].

...утром на Бельтан... Утро на 1 мая. Бельтан и последующие дни и ночи были временем любовных игр: “Май — прежде всего месяц любви и внебрачных связей” [54, с. 327]; интересно, что в ирландских законах Бельтан именуется обычным временем разводов. “Все свидетельствует о том, что майские празднества изначально были праздниками любви, но я бы добавил, любви за пределами уз брака” [52, с. ЗЗО].

...через крышу сверху... — Автор или переписчик древнего текста упоминает иную, по сравнению с изложенной, версию обстоятельств убийства Айлиля.

Был на нем гейс... См. примечание к “Приключению Арта, сына Конна”. Гейсы — чаще всего запреты. Среди них очень много немотивированных и необъяснимых. В любом случае вынужденное нарушение гейса обрекает героя на гибель.

Фир Майге иначе Фермой, область и название племени в Мунстере, на юге страны. Существует город, носящий это имя, — в графстве Корк.

Эрне племя в Мунстере.

Ку РоиО смерти Ку Рои через предательство жены его по имени Блатнайт, бывшей любовницей Кухулина, существует сказание “Смерть Ку Рои”. Он был убит ульстерцами во главе с Кухулином как вождь “клана соперников” [80]. В древней “Похвале Ку Рои” [65] говорится:

Был предан властитель, состязавшийся с призраками,

воевавший с королями;

Боец, которому покорствовали неприятели, был убит...

На горе Слиаб Мис в Мунстере была не только чудесная крепость, но и могила Ку Рои. Сыновья Ку Рои в дальнейшем в составе армии Медб участвуют в походе на Ульстер и мстят за гибель отца. См. примечание к “Приключению Арта, сына Конна”.

Голова Конала... В кельтской традиции голова считалась вместилищем духа и жизненной силы человека и нередко представлялась в виде божества; поэтому нередки рассказы о говорящих или пророчествующих отрубленных головах [52, с. 261]. См. также примечание к “Приключению Арта, сына Конна”.

Фидхелл. См. примечание к “Приключению Арта, сына Конна”.

...пророчество для людей Ульстера... Считается, что до возвышения центрального королевства Миде со столицей верховных королей Тарой, Ульстер (Улад) обладал гегемонией в Ирландии. “Крушение Ульстера”, о котором идет речь, означает закат этой гегемонии, а потом разрушение самой Эмайн-Махи, в связи с установлением верховенства Тары. Голова Конала в приведенном “пророчестве” должна как бы способствовать возрождению былого могущества Ульстера, совершавшего походы далеко на юг. Убийство Ку Рои, в частности, было актом “знаковым”: северяне как бы господствовали над южанами.